Любивший Мату Хари
Шрифт:
— Знаете, я на самом деле подготовил свои вопросы для кого-нибудь более близкого к делу. Для Данбара, например, или для того, другого... Саузерленда. Я думаю, однако, вы тоже в силах снабдить меня необходимой информацией.
Он вернулся от окна и положил ладони на спинку стула:
— Послушайте меня, Николас. Это не ваша игра. Вы в этом не увязли. Более того, вопросы преимущественно академические. Просто помогите мне прояснить некоторые моменты, касающиеся соглашения в Ричмонде, и вы можете идти. Это всё, что я хочу, несколько деталей об условиях тренировки и о полевых манёврах.
Молчание.
— Николас,
Юноша, должно быть, ожидал прямо за дверью, потому что он появился в тот момент, когда вышел Шпанглер. Грей увидел его сначала углом глаза: очень светловолосый юноша с гладким лицом и нежным ртом. Он вошёл, не говоря ни слова, затем подошёл к девушке и, наклонясь, зашептал ей. Они, должно быть, были братом и сестрой или даже влюблёнными — явно симпатизирующая друг другу пара. На какой-то миг юноша даже опустил руку на её плечо.
В молчании юноша снимал свой пиджак и аккуратно складывал его на спинке стула. Кожа его едва заметно покрылась пятнами от холода, чуть розовея на фоне рубашки. Девушка, казалось, не могла оторвать от него взгляда.
Хотя юноша, должно быть, принёс трость с собой в комнату с самого начала, Грей не замечал её до тех пор, пока девушка не начала вертеть её в руках — рассматривая серебряный набалдашник, пробегая пальцами вдоль лакированной поверхности, испытывая её хлёсткость. Когда наконец она удовлетворилась осмотром, она протянула трость юноше и наблюдала, как он совершает аналогичный ритуал, легонько пробуя трость на своём бедре.
Юноша снял наручные часы и вдавил их в ладонь девушки. Она поправила очки, будто намереваясь смотреть театральное представление. Вновь юноша подхватил трость и занял место справа от стула Грея. Девушка кивнула, и Грей увидел, как трость качнулась назад, и будто взрыв произошёл у него в голенях.
Он ещё не потерял сознания, когда всё было кончено; ещё видел, как юноша поднимает его брюки кончиком трости, видел, как девушка исследует его почерневшие от синяков запястья. Вокруг него раздавались голоса, двигались призрачные фигуры, а на полу рядом оказались каблуки ещё одной женщины. Он услышал голос Шпанглера, приказывавший кому-то убрать его. Услышал, как вскрикнул, когда его ноги подогнулись.
После того как его принесли в камеру, он неподвижно лежал в темноте. Боль стала чем-то предметным, распространяясь от ног через пах до низа живота. Чувствуя жажду, он не мог удержаться от того, чтобы глотать, импульсивно глотать впустую. Он начал раздумывать, не повреждены ли каким-нибудь образом глаза... или как ещё иначе он мог увидеть Маргарету в виде белого света в глубине камня.
Она пришла совсем так, как он всегда знал, что она придёт... другом в самый худший час, войдя в его камеру, как гонимый ветром шёлк. Голос её был ясным и мягким, руки очень холодными. Хотя она объяснила, что может остаться только на минуту, в конце концов она провела здесь всю ночь...
После двух или трёх дней солоноватой воды, хлеба и какой-то баланды чуть ли не из крыс его опять привели в пустую комнату. Стулья были поставлены так же: девушка со своим стенографическим блокнотом у стены, Шпанглер напротив заключённого. Хотя они оставили лодыжки и запястья свободными, в углу стояло
— Я хочу, чтобы вы знали, что меня не радуют подобные меры, — начал Шпанглер. — Совсем не радуют.
Девушка в бежевой летней юбке и блузке, казалось, испытывала блаженство.
— Но и никакой перемены быть не может до тех пор, пока вы не станете сотрудничать с нами. Поэтому я вновь прошу вас, Николас. Я искренне прошу вас.
...Но как раз предыдущей ночью Зелле сказала, что искренность Шпанглера — обоюдоострая, оставляющая гноящиеся раны...
— Послушайте, разве вы не понимаете, что скоро начнётся война? Всё указывает на это. Ваши люди милуются с русскими. Французы с теми и другими. И когда всё произойдёт, я не смогу предотвратить вашу казнь. — Он поднялся, пересёк комнату и опять стал смотреть сквозь жалюзи. — В любом случае вы не протянете долго. Вы отвратительно выглядите.
...Совсем не то сказала Зелле прошлой ночью, несмотря на его кровоточащие голени, потрескавшиеся губы и пустые глаза...
— Чёрт побери, Ники, пожалуйста, послушайте меня. Это прелестное дитя, сидящее здесь, и её приятель не обыкновенные люди. Они Гензель и Гретель [34] , сошедшие с ума. Они разорвут вас на кусочки, если вы не начнёте говорить.
Он не мог удержаться, чтобы не взглянуть на неё, и заметил её кроткую улыбку, явно приберегаемую для особых жертв. Он покачал головой и услышал свой голос, произнёсший: «Мне очень жаль». И ему было жаль... ему не хотелось быть разорванным на кусочки...
34
...Гензель и Гретель... — главные герои сказки под тем же названием братьев Гримм.
— Ники, только два небольших вопроса о планах в Ричмонде, и мы закончим.
— Мне очень жаль.
Шпанглер опустился на колени возле стула Грея:
— Во всяком случае, Маргарета очень хочет видеть вас. Она даже не желает разговаривать со мной до тех пор, пока я не позволю ей увидеть вас... и это делает всё чрезвычайно затруднительным, как вы прекрасно можете себе представить.
Вновь юноша, должно быть, ожидал прямо за дверью. На этот раз он вошёл с двумя охранниками без униформы — молчаливыми мужчинами с бритыми головами. Охранники проводили Грея к низкой скамье, затем заставили его встать на колени лицом к стене. Закрепив его запястья, они отступили назад с отрешённым взглядом, пока им не приказали уйти.
Юноша вышел вперёд после того, как Грея раздели до пояса. Он двигался медленно. Девушка попятилась к окну, подняв жалюзи так, чтобы свет падал Грею на спину. Юноша, однако, приказал, чтобы жалюзи опять опустили. Мгновением позже как лезвие бритвы прошло поперёк позвоночника Грея.
Когда всё кончилось, он не мог идти, его должны были тащить — и боль от ударов коленей по камням привела его почти в бессознательное состояние. Он понял по запаху, что они спускаются в подвал. Почувствовал сырой холод за последней дверью и услышал звук щелкнувшего замка.