Любивший Мату Хари
Шрифт:
— Итак, вы видите, — сказал Шпанглер, — Берлин тоже вполне может вдохновлять.
Лунный свет лишь слегка подчёркивал его профиль, придавал коже фарфоровый блеск.
— Да, он очень красив.
— О, я знаю... говорят, он далеко не так очарователен, как Париж... но тем не менее, я думаю, очень интересен, нет? — Затем, проводя рукой по оконному стеклу, рассматривая следы пыли: — Скажите мне, вы сильно скучаете по Англии? Я думаю, я очень бы скучал... если бы я был англичанином.
Они
— Я давно не был дома, — сказал Грей.
— Да разве кто-нибудь когда-нибудь забывает о своём доме?
Его пальцы тоже были похожи на фарфоровые: с ногтями, похожими на полупрозрачные жемчуга.
— Да, я полагаю, никто не забывает.
— К тому же, я помню, Англия такая манящая. Да, это определённо то слово. Манящая. Я часто представляю, что живу там... в этой стране.
— Думаю, вы нашли бы, что там холодно. И сыро.
— О, но мне нравится холод. А сырость напоминает мне море, которое я тоже люблю. — Он шагнул обратно к окну, перебирая пальцами по оконному переплету. — Конечно, существуют осязаемые препятствия. Маргарете, к примеру, это не понравится. И всегда будет стоять вопрос о том, на что жить. Видите ли, я не независим в финансовом отношении. Следовательно, мне нужно чём-нибудь заниматься. Продавать произведения искусства, к примеру. — Короткая пауза. — Или продавать информацию. Что вы думаете?
— Я думаю, что вам нужно спрашивать не меня, гepp Шпанглер. — Ему не следовало, рассудил он, быть слишком целенаправленным. Кроме того, таким образом он дал выход злости, которую возбудил в нём Шпанглер.
Он ушёл приблизительно в полночь. Последнее, что запечатлелось в его памяти — хозяин и хозяйка, улыбающиеся на освещённом крыльце. Пригороды были глухими, но в окнах любой таверны по Бисмаркштрассе горел свет. Ближе к парку начали встречаться проститутки и бесцельно болтающиеся юнцы с выбритыми головами.
За парком тянулся квартал многоквартирных домов, серо-стальных и суровых, но с вылепленными на них через равные промежутки бетонными листьями и масками гномов. Тут отсутствовали всякие признаки жизни, если не считать звуков пианино, доносящихся из окна подвального этажа, да забытой на ступенях куклы. Но Сайкс ожидал прямо за дверным проёмом, а Саузерленд и Данбар находились в комнате наверху.
Комната была длинной и низкой, возможно, бывшая детская или жильё служанки. Мебелью служили стол и три стула. Стены голые и пожелтевшие, свет столь скудный, что сначала Грей увидел только неподвижный силуэт Данбара. Во всяком случае, именно Саузерленд заговорил первым — тихим голосом из затемнённого угла:
— Боюсь, нам нечего предложить вам, кроме стула.
Грей
Обсуждение началось позднее. Но покуда было очень тихо и темно, Грей переместился к окну, откуда он видел Сайкса возле пожарной лестницы. Саузерленд прикурил сигарету, а Данбар отложил свою автоматическую ручку.
— Он знает... — сказал Грей. — Вы понимаете? Шпанглер прекрасно знает, зачем я приехал.
— Да, — ответил Саузерленд. — Ему, вероятно, было известно с самого начала...
— Тогда какого чёрта вы не сказали мне?
— Потому что в то время не знали мы. Во всяком случае, не знали наверняка. Видите ли, я думаю, мы его недооценили. Но тем не менее, если он перейдёт на нашу сторону...
Данбар в другом конце комнаты улыбнулся:
— Вы очень хорошо поработали, Ники. Вы вправду очень хорошо поработали.
Опять долетели звуки пианино, хромающая соната. Грей наконец сказал:
— Боже, вы на самом деле не понимаете? Не понимаете?
— Что? — спросил Данбар. — Что мы не понимаем?
— Этот Руди мерзко лжёт нам прямо в лицо. Я не думаю, что он собирается перейти к нам. Я думаю, что он даже не помышляет об этом. Я бы сказал, что он просто испытывает нас, примеряясь, чтобы убить... и всё, что вы говорили о его отношениях с Зелле, — тоже чепуха. Я даже не уверен, что она ему нравится.
Саузерленд переместился от окна к стулу, обменявшись взглядами с Данбаром:
— Мы не то чтобы не принимаем в расчёт ваше мнение, Ники. Скорее, мы просто видим дело немного иначе. Да, Шпанглер, несомненно, играет с нами. И, да, вероятно, он увидел в Мадриде больше, чем должен был увидеть. Но в работе здесь, в Берлине, есть и другие факторы, Ники.
На другом конце комнаты ухмылялся Данбар:
— Маленькие факторы, но тем не менее жизненно важные.
— Что это значит?
— Это значит, что вам не надо беспокоиться из-за странного замечания или даже испытующего вопроса. Я хочу сказать, что Шпанглер находится именно в таком положении, в котором нам нужно... или скоро будет находиться.
Грей отошёл от окна, оставив отпечаток ладони на стекле. К тому же он оставил свою сигарету догорать на подоконнике.
— А почему бы вам просто не сказать, как вы хотите, чтобы шла игра?
Саузерленд кивнул:
— Очень хорошо. Посмотрите, не сможете ли вы говорить намёками и при этом не быть точным. И постарайтесь узнать, чего он хочет от нас.