Любкино заселение(ю)
Шрифт:
Она подошла к застекленной стойке и отодвинула ее, указывая кивком головы к стене.
Я увлеклась искривлениями изумрудных росписей на этом месте. Они создавали иллюзию движения, словно предметы на полотне ожили и начали весело плясать по стене.
— Люба, — шептала с раздражением, Элантра, дёргая меня за руку, призывая к действию. — Какая же ты медленная. У нас что, время резиновое что ли? Бери артефакт, а я за двумя остальными.
— А как я возьму?
— Господи, все-то тебе разжевывать надо. Что бы ты без меня делала? Или это так на тебя
После нескольких секунд поисков ладонями по позолоченной гладкой стене, куда указала Элантра, я обнаружила удивительный фрагмент старинной картины. Этот артефакт был спрятан в этой стене, покрытый пылью и забытый многими.
С большой осторожностью я достала этот фрагмент. Разглядывая его, слезы текли с новой силой, заставляя так растрогаться что я не могла остановиться. На ней изображение младенца, оставшегося без мамы и смотрящего куда-то вдаль.
Внутри меня зародилось горячее чувство — чувство печали, которое не испытывала никогда в заоблачной оболочке в которую я вернулась. Сопровождаемая нежностью и пониманием гамма чувств которая чуждая мне, пронзала мою душу. Я заплакала роняя горячие слезы на рукава.
— Ты что, дура что ли? Одень быстро!
Она одела на мое лицо медицинскую маску, которая вмиг превратилась в прозрачную пелену окутывающую все мое лицо.
— Здесь нельзя плакать. Владелец этого музея также как и президент и вышестоящее правительство знает о заоблачном мире всё и он поставил здесь защиту, невидимое облако три тысячи. Этот артефакт вызывает слезы специально чтобы одна из них упала на пол и сработала сигнализация.
А я продолжала плакать. Горячие слезы падали в эту прозрачную маску и испарялись.
Элантра, тем временем, вернулась и мы собрались уходить как незаметно для меня самой, слеза просочилась сквозь миллиметровую щель в прозрачной маске и упала на пол.
— Любка, ядрен батон. Как так? — все что успела проронить в ответ Элантра, перед тем как сработал истошный рев сигнализации.
Звук закрывающихся ставней, сливающийся с эхом и откликом самого же себя в этих просторных расписных залах музея, слышался повсюду и проскальзывал по нашим барабанным перепонкам. Что означало с минуты на минуту прибудет охрана и нас поймают.
Глава 22
Сердце билось так неистово, в такт с дыханием, которое сбивалось из-за повышенного волнения и недомогания. Чрезмерные ощущения и эмоции застигли меня сейчас, когда план побега из этого места был уже расставлен в моей голове. Под звуки сирены невозможно сосредоточиться, а сквозь щель в моей полупрозрачной пелене просачивались постепенно слезы, которые не могли остановиться и были вопиющей несправедливостью.
После этого обращения в саму себя я чувствую себя странно. Все эти чувства, эмоции, да ещё и это биение в груди сбивает с толку и не представляется возможным сообразить что со мной происходит.
Это, что? Сердце? Но как такое возможно?
Его не должно быть в моей оболочке! Она же принадлежит заоблачному миру.
Я что,
Да, не-е-ет. Этого не может быть.
— Так не пойдет, Люб. Положи картину обратной стороной к себе, так ты не будешь её видеть и соответственно не будешь плакать. А то нам не сдобровать. Нас быстро вычислят по твоим слезам, собаки из заоблачных миров, которых они украли у нашего старейшины этой ночью.
— Откуда ты знаешь?
— Я не знаю, я чувствую фибрами души. Они здесь.
А что, так сразу нельзя было сделать?
Да что со мной такое происходит?
От решительной и твердой Любы не осталось и следа. Я стала какая-то мягкая что ли.
Я послушалась Элантру и отвернула от себя волнительную картину.
Мы были брошены, в своего рода, проклятие утреннего музея, где каждый шум и громкое дыхание могло привести к предательству и плену. Ощущение непреодолимой тревоги населяло каждую мою клеточку, заставляя мурашки бежать по спине.
Погоня в музее была дикой и неожиданной. Я и Элантра, стали целью преследования, и звук ставней закрывающихся за нами был слышен повсюду, словно приговор которого не избежать. Мое сердце бешено колотилось, а мы проследовали по темным коридорам, попытавшись избежать смертельной участи в руках преследователей.
И лишь золотой отблеск лучей рассветного солнца изредка попадал мне в глаза, словно свет от лазерного прицела винтовки, которая упрямо слепит и оставляет зайчики в глазах.
Я услышала знакомые звуки.
Это что, Ричард?
Тот который пытался закопать меня, один из опасных преследователей от отца Селены. Я до сих пор судорожно вспоминала его слова перед тем как он со своим напарником погрузили меня в холодную влажную землю.
Он уже почти настиг нас.
Но мы не собирались сдаваться.
Собрав все свои силы, мы совершили рискованный маневр и увернулись в последний момент от его сильных рук. Ричард взревел от ярости, а мы поняли, что время работает против нас.
Сорвавшись с места, мы ринулись к выходу из музея. То, что нас могут схватить в любой момент, впрямь заколебало меня. Но теперь когда в моей груди бьётся человеческое сердце и мое желание выполнено, я была не готова жертвовать всем ради спасения заоблачного мира.
Но вспоминая застывшую статую Игоря я наполнялась смелостью и понимала, без него мне здесь делать нечего. Мое мнение менялось также быстро, как ехал скоростной поезд. Теперь я готова столкнуться со всей жутью и страхами и даже побороть их в ужасной битве. Ради Глецио.
Вот чем мне и не нравится быть человеком — это неопределенность. То буду, то не буду.
Что нельзя железно определиться?
Внешний мир нас встретил своим мрачным, но в то же время прекрасным обликом рассвета. Улицы были заснеженными, и хруст снега под нашими ногами лишь усиливал наш азарт.
Мы мчались вперед, попадаясь прохожим, которые с изумлением смотрели на нас. Нашим сердцам было очевидно, что мы не стандартные персонажи, а гонимые темнотой, решившие сразиться до конца.