Люблю секретных агентов
Шрифт:
– Тележка моя, тележка!
Как мне жить без тебя, моя тележка? – выдала я заключительный аккорд и, станцевав экарте и линк[13], замерла, задыхаясь от усталости.
На лбу у меня выступил пот, а тело пылало, как костёр. Теперь осталось только хорошенько укрыться ветками, чтобы сохранить тепло – и я просплю до утра, как младенец.
Наступившая тишина обволокла меня, как патока.
Вздохнув, я устроилась на своём импровизированном ложе и
– Ай-я-яй-я-яй! – неожиданно разорвал тишину полный тоски напев.
– Ай, сестра моя, сестра!
Почему ты молчишь, моя сестра?
Почему ты не смотришь на меня, моя сестра?
Сестра моя, сестра!
Я вскочила, разметав в стороны ветки.
На фоне ночного неба выделялся силуэт одетого в пончо мужчины. Его голос показался мне знакомым.
– Маута! Это ты? – воскликнула я.
– Я пришёл к тебе, моя сестра! – пропел индеец.
– Но как ты здесь оказался? И где ты научился петь фламенко?
– Ты так грустила по своей потерянной тележке, что тебя и в Лиме было слышно, – усмехнулся Маута.
– А у тебя есть сушёный куй? – с надеждой спросила я. – Я заблудилась и умираю от голода.
– А как насчёт бутербродов с сыром и колбасой?
– Ты это серьёзно?
– Вполне, – сказал индеец, доставая пакет из перекинутой через плечо холщовой сумки. Пакет источал восхитительный запах копчёной колбасы.
– А ты случайно не воплощение бога Виракочи? – восторженно спросила я, с трудом подавив желание заключить Мауту в объятия. Я боялась, что индеец может меня неправильно понять.
– Ты ближе к истине, чем ты думаешь.
В голосе индейца была непривычная торжественность, но, поглощённая мыслью о бутербродах, я не обратила на это внимания.
Маута с какой-то странной улыбкой на обычно невыразительном лице наблюдал, как я энергично уничтожаю его припасы.
– Хочешь, я покажу тебе подземные города инков? – неожиданно спросил он.
Я чуть не подавилась кусочком бутерброда.
– Подземные города инков? Ты имеешь в виду тоннели?
– Тоннели там тоже есть, – улыбнулся индеец.
– А они далеко отсюда? Я думала, что это всего лишь легенда.
– Один из входов находится совсем рядом.
– Эти тоннели ведут к центру земли, и в них спрятаны сокровища инков? – вспомнив предсказание акльи, спросила я.
– В древние времена инки считали, что некоторые пещеры доходят до центра земли, – уклончиво ответил Маута.
Их было тридцать шесть. Завёрнутые в полуистлевшую коричневую ткань мумии сидели в три ряда с лицами, обращённым в одном и
– Это просто невероятно! – воскликнула я. – Значит, подземные тоннели инков действительно существуют! Но ведь это грандиозное научное открытие!
– Не будет никакого открытия, – сказал Маута. – Люди из внешнего мира никогда не узнают о существовании этих подземелий!
У меня по спине пробежал холодок нехорошего предчувствия.
– Но зачем тогда ты привёл меня сюда? Ты не боишься, что я могу рассказать о том, что видела?
– Ты никому не расскажешь об этом, – сказал индеец.
Мне стало совсем нехорошо. То ли в Перу все были ненормальными, то ли мне снился затянувшийся кошмар. Я больно ущипнула себя за предплечье, но, к сожалению, не проснулась.
– Ты что, собираешься меня убить?
– Конечно, нет. Наоборот, я тебя спасаю.
– Так же, как этих девушек? – я кивнула на мумии. – Ты имеешь в виду, что до тех пор, пока тело окончательно не разрушилось, человек продолжает жить?
Маута поморщился.
– Я уже говорил тебе, что не верю во всю эту индейскую чушь.
– Да-да, я помню, – кивнула я. – Ты веришь только в деву Марию и в технический прогресс. Надеюсь, это означает, что ты не собираешься меня мумифицировать.
– Не собираюсь, – подтвердил индеец.
Я вздохнула.
– Дай мне коки. Сегодня у меня был тяжёлый день.
Маута протянул мне мешочек с листьями, выдолбленную тыкву с известью и чупадеро.
Пока я разжёвывала коку и, добавляя в неё известь, формировала за щекой плотный упругий шар, индеец молча наблюдал за мной. Я тоже молчала, лихорадочно пытаясь сообразить, что ему от меня надо, и какой линии поведения я должна придерживаться.
Действие коки проявилось почти сразу. Исчезли усталость и боль в мышцах, а мысли стали ясными и прозрачными. Казалось, я могла потрогать их рукой, как чистую прохладную воду ручья. Лицо сидящего передо мной на корточках индейца меняло свою форму. Его контуры становились чётче и резче, как изображение, проявляющееся на фотобумаге.
Маута больше не казался мне безобразным. За резкими угловатыми чертами его широкоскулого лица угадывались ум и железная воля. Я ошиблась, приняв его за обычного туземного обитателя перуанских плоскогорий. Он мог быть кем угодно – маньяком, колдуном, фанатиком, идущим к известной одному ему цели, – но только не простым примитивным индейцем.
– Кто ты? – тихо спросила я.
Казалось, он ждал этого вопроса.
– Я – тукуй рикок, "тот, кто всё видит".