Люблю трагический финал

Арбенина Ирина

— Знаете, в поселке, где я рос, я был единственным мальчиком, который занимался музыкой. Остальные в музыкальной школе были все девчонки… Какой позор и испытание было проходить с этой папкой по улице мимо мальчишек.

— Но вы вытерпели? — спросила тогда Аня.

— Да. Хотя ужасно хотелось забросить ее в кусты, спрятать…

— Боялись родителей?

— Нет… Просто мне нравилось, как ни странно, нравилось заниматься музыкой. Так что терпел! — Он улыбнулся. — Ради музыки.

— У вас, что же, была

музыкальная семья?

— Нет, в общем, нет. Хотя мама… Ну, в общем, до того как с нами случилась та беда, изменившая всю жизнь, мама была, как бы сказали сейчас, фанаткой. Поклонницей Лемешева — лемешисткой… Так их тогда называли. Ходила, естественно, на все его спектакли. Знаете, собирала, копила деньги на огромные букеты, покупала дорогие коробки с конфетами, красивые большие мягкие игрушки. Так у поклонниц было принято. Они дежурили у подъезда Большого театра в ожидании выхода своего кумира… Нам, верите ли, с сестренкой отказывала в самом необходимом, ни конфет, ни игрушек этих не давала — берегла для своего кумира.

— Неужели это возможно?!

— Представьте… Я позже, став взрослым, интересовался этим, так сказать, вопросом… Знаете, этот оперный мир — он удивительно странный. Это какая-то особая, непохожая на обычную, среда. Там кипят такие страсти! И среди тех, кому поклоняются, и среди тех, кто поклоняется… Говорят, великая певица Мария Каллас проглотила солитер, чтобы похудеть… Вы можете представить, чтобы нормальный человек в здравом уме решился на такой поступок?

— Вопрос риторический, — вздохнула в ответ Аня.

— А Рената Тибальди хотела убить актрису-соперницу, покушавшуюся на ее партию. По-настоящему, без всяких шуток и преувеличений. Верите?

— Пожалуй… — Аня, впервые слышавшая это имя, опустила глаза. — Разумеется, по нынешним временам это кажется уже не таким ужасным происшествием, как история с солитером, но человека, готового к убийству, нормальным тоже вряд ли можно назвать…

— Вы так думаете?

Светловой показалось тогда, что ее собеседник как-то странно — слишком пристально! — на нее посмотрел.

— Уверена.

— Ну, хорошо, пусть так. Не будем вдаваться в дискуссию. — Капитан как-то на редкость печально вздохнул. — В общем, у оперных фанаток градус страстей и эмоций был не ниже, чем у тех, кто выходил на сцену…

— Просто не понимаю этой истерии. — Светлова пренебрежительно пожала плечами.

— Не скажите, голубушка, — хмыкнул Дубовиков. — Не так все просто… Великий певец берет, знаете ли, природным воздействием на слушателя… Врачи, например, говорят, что высокий мужской голос, особенно лирический тенор, обладает каким-то мистическим феноменом воздействия на женщину. Они могут даже испытывать возбуждение и, представьте, даже экстаз.

— Кто они?

— Женщины, дорогая моя.

— Ну уж.

— Именно

так. Во все времена женщины готовы были отдать все, чтобы услышать настоящего тенора. Именно потому, что он дарит им такие переживания. А все потому, что им кажется, что в обычной любви они таких ощущений не испытывают…

— Ну, если так, — неуверенно промямлила Аня. — Тогда конечно.

— В общем, поверьте, звук голоса гениального певца — это прямое физическое воздействие на слушательницу. Теперь понятно, почему от голоса Фаринелли-кастрата женщины падали в обморок?

— Понятно, понятно… — лицемерно поддакнула Светлова, впервые в жизни узнавшая о таких происшествиях. — Да вы просто, Олег Иванович, специалист, знаток…

— Ну… есть немного! — Капитан польщенно улыбнулся.

— Не скромничайте!

— Кстати, свою тайну оперные певцы-мужчины хранили очень долго. Сильные мира сего, и не только женщины, и сами не понимали, что их так притягивало к великим певцам. Конечно, когда прошла эпоха великих кастратов, таких чудес, как обмороки во время спектакля, не стало, но великая магия голоса осталась…

— Да?!

— Да. Кстати… У сержанта дона Хозе, убившего самую знаменитую в мире цыганку, как известно, тенор…

Капитан набрал в легкие побольше воздуха:

— «Арестуйте меня. Перед вами ее убийца!»

— Это что же, признание? — принужденно засмеялась тогда Аня.

— Нет, — капитан зевнул, — цитата.

Ане не хотелось, чтобы милиция прерывала просветленную жизнь Федорыча в монастыре, вытаскивала его для дачи показаний, «оскорбляла подозрениями»: как так труп нашел?! Может, сам и спрятал?

Поэтому теперь она решила воспользоваться возможностями капитана. И это, кстати, опять же крайне интересно. Как он себя поведет? Это вам уже не просто известие о том, что пропавший бомж Федорыч нашелся… Это известие о трупе!

Просто анонимно звонить в органы — а знаете, в таком-то месте труп! — не хотелось. Да и не уверена была, что отреагируют. Будет, как же, наша гордая милиция лазить по чердакам, проверяя каждый дурацкий звонок, — делать ей, что ли, милиции, больше нечего…

И потом, как тогда Ане быть самой в курсе? Она же ничего не узнает.

Рассказать следователю, который вел дело о Джулином исчезновении? Но как Анна объяснит: откуда у нее такие сведения о местонахождении трупа?

Поэтому она подумала — и все рассказала Дубовикову.

А капитан все устроил. Довел информацию по нужным каналам до нужных людей.

В благодарность Светловой разрешили присутствовать.

В день вскрытия чердака черный ход печального дома в Казачьем переулке охраняла парочка милиционеров.

Привели понятых.

— Вам лучше не смотреть… — посоветовал ей капитан.