Любопытство наказуемо

Грэнджер Энн

Гринуэй замолчал; мне показалось, что продолжать ему не хочется.

Он как будто обо всем рассказал, кроме кота… я чувствовал, что коту еще предстоит сыграть свою роль, и напомнил конюху о его словах.

Гринуэй снова похлопал лошадь по шее и тяжело вздохнул.

По моему опыту, нерешительность свидетеля означает, что вы подходите к самому главному. Я терпеливо ждал.

Наконец, Гринуэй заговорил:

— Вдруг молодой Джо — помощник конюха — кричит: «Да там не крыса!» Мы с Бреннаном подбежали посмотреть, что там такое, и видим: два его пса рычат и рвут что-то на части. Бреннан заорал на них, но они не послушались. Пришлось ему пару раз пнуть их. Тогда они отпустили добычу, и я увидел, что они дрались из-за дохлого кота… нашего кота. Я его сразу узнал:

он был черный, с белыми лапками и белым передником, очень красивый. Конечно, после того, как из-за него подрались терьеры, от его красоты уже ничего не осталось. Бреннан начал так ругаться, как не подобает христианину. Конечно, он боялся, что во всем обвинят его. Он заявил, что кот уже подох, когда его нашли собаки. Мол, от кошачьего запаха они возбудились и потому начали рвать его на части. Он заметил, что крыс они так не рвут. Ну, как бы там ни было, а кот подох. Сэм Каллоу, садовник, зарыл его где-то в парке. По его словам, у кота был проломлен череп. У терьеров очень сильные челюсти.

— Но кухарка утверждала, что заперла кота на кухне?

— Ей, наверное, тоже не хотелось быть крайней, — пояснил Гринуэй. — И потом, может быть, она в самом деле заперла кота, но кошки есть кошки; если они хотят выбраться и видят удобный случай, они уж его не упустят.

— Да, наверное, — согласился я.

Мне показалось, что Гринуэй все рассказал, пусть и нехотя, но он, к моему удивлению, снова заговорил:

— По правде говоря, сэр, хоть мы и называли кота кухонным, на самом деле раньше он был любимцем мисс Люси… то есть миссис Крейвен. Уж как она радовалась, когда ей подарили котенка! Очень она его любила. А мисс Роуч…

— Продолжайте, — велел я.

— Это не мое дело, сэр, — упрямо возразил конюх.

Я подумал: интересно, подействует ли на конюха довод, что я служу в полиции и потому от меня ничего нельзя скрывать? Может быть, и нет. Однако мне показалось, что ему есть что рассказать. Возможно, история с котом не имеет никакого отношения к делу, и все же…

— Ли, — сказал я, — последние несколько часов мы с вами работали дружно, как одна команда, тушили пожар на пустоши. Убийство в чем-то похоже на пожар. О нем узнают внезапно; иногда кажется, что для него не было никакого повода. Почему убили, за что — тайна. Но причина находится всегда. С пожаром, который мы только что потушили, все ясно: из-за жары загорелся сухой кустарник. Хотя я пока не выяснил, почему погиб Бреннан, причина наверняка есть. И я должен ее найти. Такая у меня работа. Очень нужно, чтобы я справился с задачей как можно скорее, потому что убийство имеет обыкновение пожирать все новые жертвы… как огонь. Один я не справлюсь. Мы разыщем убийцу, только если объединим усилия.

— Умеете вы сказать нужные слова! — с восхищением произнес Гринуэй. — В этом вам не откажешь. Наверное, у вас в Лондоне все такие? Уж от Ната Гослинга таких красивых слов не дождешься. И даже наш священник… по-моему, и он не умеет так красиво выражаться.

Я не выдержал и расхохотался, хотя у меня першило в горле.

— Спасибо, Ли, но не перехваливайте меня. Лучше расскажите о мисс Роуч и коте. Не забывайте, что я полицейский и умею, если нужно, держать язык за зубами.

— Да ведь и рассказывать-то почти нечего, — робко ответил Гринуэй. — Мисс Роуч не нравилось, что ее племянница держит кота в гостиной или в других господских комнатах. Он драл мебель и шторы… Она говорила, что от его когтей один вред. Кошки любят поточить когти, а коготки у них хоть маленькие, но очень острые. И потом, кот был не очень хорошо воспитан. Однажды наделал лужу прямо на персидском ковре. «Ну вот! — говорит мисс Роуч. — Надо его утопить». Ее, сэр, трудно винить… Но мисс Люси, то есть, извините, миссис Крейвен, и слышать не хотела о том, что ее любимца утопят или еще как-то удалят. В конце концов кота сослали на кухню, а кухарка была только рада, потому что он оказался отличным мышеловом… — Гринуэй помолчал и продолжал: — Лично я тоже считаю, что всякая скотина должна сама зарабатывать себе на пропитание. Правда, я деревенский… Сначала миссис Крейвен часто ходила на кухню

навещать своего любимца. Играла с ним, таскала ему всякие лакомые кусочки… А потом, по словам кухарки, она как будто утратила к нему всякий интерес и перестала спускаться в кухню. К тому же и срок у нее подходил… — Гринуэй приложил кулак ко рту и деликатно кашлянул. — Вы понимаете, о чем я, сэр? У молодой леди другие дела были на уме. А все-таки, по-моему, она огорчилась, когда миссис Уильямс сказала ей, что кот подох.

— И все? — спросил я.

— Да, сэр, и все.

Я беседовал со многими свидетелями и понимал, что какая-то мелочь осталась недосказанной.

— Ли, мы должны действовать сообща, — напомнил я.

Гринуэй принялся расчесывать лошади гриву.

— Да мне и сказать-то больше нечего, сэр… так только, подумалось мне…

Я ждал. Гринуэй украдкой поглядывал на меня сверху вниз, желая выяснить, отстал я от него или нет. Увидев, что нет, он вздохнул:

— Я вот что подумал… Может быть, на самом деле мисс Роуч так взъелась на кота потому, что миссис Крейвен его подарил мистер Бирсфорд.

— Вот как? — воскликнул я. Удивительная новость!

— Да, сэр. Вскоре после того, как миссис Крейвен приехала сюда из Лондона, но до того, как подошел ее срок, она гуляла по берегу и познакомилась с мистером Бирсфордом. Они разговорились, и она, наверное, намекнула, что здесь ей очень одиноко. В следующий раз пошла она гулять, как вдруг подходит к ней мистер Бирсфорд, вроде бы случайно, понимаете… — Гринуэй забылся настолько, что хихикнул. — Подходит к ней и говорит: «У меня для вас кое-что есть, чтобы, мол, составить вам компанию». И достает из кармана пальто котенка. Миссис Крейвен очень обрадовалась — и то сказать, она ведь еще совсем молоденькая! Она отнесла котенка домой и радовалась, как девочка. Но мисс Роуч совсем не обрадовалась подарку. Вот почему ей так не терпелось избавиться от кота, если вы понимаете, о чем я.

— Понимаю, — задумчиво ответил я.

— Ну вот, теперь вы все знаете, — с облегчением вздохнул конюх. — Больше я ничего не знаю, так что не тратьте на меня понапрасну ваши сладкие речи.

Последовав его совету, остаток пути я посвятил размышлениям. Я приехал сюда для того, чтобы расследовать обстоятельства одной смерти. Однако в «Прибрежном» за последнее время случилось три смерти, пусть даже убийством стала лишь одна из них.

Во-первых, погиб кот миссис Крейвен. Затем ребенок миссис Крейвен. И наконец, крысолов.

Пожар тлел здесь задолго до того, как умер Бреннан… и кто-то усердно раздувал его.

— Ли, — сказал я, — вопросов к вам у меня больше нет, но я хочу попросить вас об одной услуге. Будьте добры, попросите Каллоу выкопать из земли кота.

— Выкопать?! — вскричал Гринуэй, разворачиваясь в седле и глядя на меня вытаращенными глазами.

— Да, он наверняка помнит, где закопал его. Только никому не говорите, о чем я вас попросил. Дело это деликатное. И Каллоу скажите, чтобы держал язык за зубами — и работал так, чтобы его никто не видел.

— Да ведь теперь от него только косточки остались, — возразил Гринуэй.

— Вот именно… кстати, попросите Каллоу, чтобы копал осторожнее и не дробил кости. Пусть сложит их в своем сарае и сразу зовет меня или сержанта Морриса. Нам нужно их осмотреть.

— Ну и странная же у вас работа, — покачал головой Гринуэй. — Или, может, у вас в Лондоне так заведено? Нат Гослинг ни разу не просил выкапывать дохлых кошек… Ладно, я передам Каллоу.

Мое возвращение в «Желудь» произвело еще большую сенсацию, чем наше первое появление.

— Господи помилуй! — воскликнула миссис Гарви, всплеснув руками. — Дженни! Дженни! Скорее ставь чайник и все кастрюли на огонь! Инспектору Россу нужна ванна!

Не в силах дожидаться горячей воды, я пошел на конюшню, скинув сюртук и рубашку и, попросив Морриса накачать воды из колонки, вымыл голову.

Тем временем в углу двора поставили ванну для меня: большое жестяное корыто, причудливо окруженное живой изгородью, на которую набросили лошадиные попоны, чтобы скрыть меня от посторонних глаз.