Любовь Ами Фаду
Шрифт:
За спиной султана – вышитая драпировка, бисерные рыбки резвятся в жемчужном пруду, скрывая арку в следующие покои. Оттуда ни звука, лишь запах благовоний и масел. Драпировки не колыхнуться от сквозняка. Сколько за ними вооружённых до зубов евнухов, сколько людей казначея, неведомо... Не важно.
2.
Яфарги остановились поодаль. Визирь Яфар-Баал прямо перед султаном, почтительно склонив голову, выражая лицом радость от встречи.
Султан видит, как с его макушки одна прядь, соль с перцем, падает на лоб среди прядей вороной черноты, и флегматично завидует ему, лысый. А
Все улыбаются, султан – как масляный блин. Яфарги – напряженно и безмятежно, как смертники. Визирь – смущенно. Его одаряют, благодарят за службу. Его умасливают перед тем, как надкусить. Курительница перед султаном удушлива, но дым её, не меняя направления, вьётся приторными струйками. Занавес неподвижен.
Яфар-Баал перед визитом к султану провёл показательные и отчасти воспитательные бои с будующими яфаргами. Они должны стать податливой глиной и затем пройти обжиг. Пока их темпераменты визирь лишь изучал, приотпуская и возвращая к дисциплине. Меньше получаса назад на него брызнула чужая кровь и своя пролилась немного. Принял извинения, за бой похвалил, накинул верхний бурнус и таким, не омывшись, отправился к султану, гоня перед собой по дворцовым покоям флёр возбуждения, крови, доброй драки и честной победы.
Султан загнул вступление более цветисто, чем обращались к нему самому!
– Бесподобный в силе, Яфар, друг мой, гордость Петел Сак-Баала, опора его благополучия, страж его законов!
«Страж законов? Плохо дело…» – визирь сделал усилие, чтобы не засмеяться.
Султан перешёл к сути:
– Один из так проницательно вычисленных и побеждённых тобой горцев, прокравшихся в столицу, признался кое в чём, сверх покушения на мою жизнь.
«Да я уж понял, – подумал Жафар, сладко улыбаясь, вопросительно поднимая брови, – проклятье на непрошеную подмогу и золотые руки придворного лекаря!»
– Горцы искали свою девушку... здесь... Удивительно, правда? Именно там, где проходит твой учёный досуг. Удивительное совпадение. Неужели в Петел Сак-Баал прилетела незамеченной горская курочка? – султан рассмеялся, брюхо заколыхалось, острые глазёнки сощурились. – Если она и сбежала, то все покидающее город в праздничные дни – наперечёт. Бури закончились, пустыня, как на ладони. Не желаешь ли устроить охоту? Давно не было новых курочек на моём насесте!
Жафар не отреагировал ни лицом, ни жестом, ноздри его яфаргов раздувались широко и нервно, ради последних глотков воздуха.
– Блеск и опора, султан всех султанатов, солнце Петел Сак-Баала, – задумчиво, но не слишком, начал Жафар, – твоя мудрость сразу же навела меня на правильный след. Возле переулка менял произошла эта случайная, не достойная твоего внимания стычка? Это не совпадение. Они выслеживали девушку, которая часто бывала там со мной.
– Что ты говоришь, визирь! – воскликнул султан, мгновенно переведя его слова так: «Красавица. Моя. И вилять не буду».
– Да, это курочка с моего ложа, она помогает мне копировать
Султан кивал и качал головой, переведя для себя речь визиря кратко: «Не отдам».
Усмехнулся. Всплеснул пухлыми ручками, рассмеялся, а потом расхохотался. Жафар прямо позавидовал его лицемерию и самообладанию.
– Что ты, что ты! Оставь себе! Фадучка, да ну? Какой ужас! А вдруг она меня сглазит? Как ты не боишься, Жафар, допускать её на своё ложе!
Султан смеялся, Жафар подхватил, даже яфарги улыбнулись. Большой палец визиря переместился с гарды на пояс, примкнув к четырём другим, и напряжение ушло, кажется, даже с позолоты на чешуе рыбок, засверкавшей как будто они стали резвиться опять.
– Я не суеверен, султан, мой ум слишком прост для этого.
Султан подхватил:
– ...а из молитв ты знаешь одну: «Во славу!..» По крайней мере, когда-то перед атакой я не успел расслышать даже, во чью славу?!
– Моего кинжала и моего султана! – поклонился Жафар, не опуская взгляда.
Общий смех перешёл в общий поклон.
«Суеверный ты, прямо-таки, – подумал Жафар. – Но, по совести, бочонок с ядом, ты знаешь, что я достоин некоторой награды».
3.
Затем они ели и пили, позвали танцовщиц. Узкие щёлочки султанских глаз хранили выражение полного довольства. К ним присоединился казначей и яфарги визиря обменивались взглядами с его цепными псами, не без удовольствия предвкушая султанские игрища всадников.
Жафар покидал дворец уже ночью, сделавшей массивы зелени чёрными, а вблизи фонарей – сочно-зелёными. Они блестели, недавно очутившись под лейкой садовника. Старик больше любил сад, чем жизнь и когда теперешний султан скинул предыдущего, собственно – его дядю, во дворце остался без колебаний. Когда-то визирь подумывал о рокировке на троне в его пользу, но старик отказался. Жафар до сих пор не знал, известна ли султану эта история.
Он шёл по верхним террасам и ступил на ту, что к воротам, ажурный тоннель в крошечных фонариках и плотных зарослях вьюнка, но вдруг остановился. Евнух-купец на нижней площадке вокруг фонтана раскладывал для обитательниц гарема только что доставленные товары. Спуститься туда нельзя, это кажется, что лестница выведет к ним, а сверху смотреть можно: на девушках только юбки и украшения.
Жафар не подглядывал, его остановило другое. За поворотом, невидимый ему, мгновенно узнанный по голосу, старший евнух негромко напевал что-то для девушек или для себя.
«Евнух, поющий любовную песню. Можно ли вообразить более жалкое существо?»
Девушки не слушали его, щебетали, рылись в тканях, предавали из рук в руки флаконы духов, бусы, шарфы, благовония и неприличные игрушки.
Самым гнусным существом в султанском дворце был старший евнух. Молодой. Не шуд. С правильными, невыразительными чертами, как у портрета, который начали рисовать, но забросили. Узкоплечий и длиннорукий, глядящий надменно, стелющийся как змея перед любым, кто сильней. Льстивый до изумительного бесстыдства.