Любовь Бешеного

Доценко Виктор Николаевич

Нисколько не раздумывая, Лариса открыла тяжелую дверку и заглянула внутрь. На одной полке лежали сафьяновые коробочки, в каких продаются драгоценности, на другой — стопки денежных пачек в банковской упаковке. Но не деньги привлекли ее внимание, а то, что лежало рядом с ними: фотографии! Здесь она с Минквудом, здесь с Сергеем, а здесь?.. Лассардо! Это был день, когда она впервые испытала близость с мужчиной. Снимал сам Лассардо, поэтому его лица не было видно. Тут она вспомнила, что сама уговорила его несколько раз сняться через зеркало. Она быстро просмотрела все фотографии. Но тех не было.

Сначала

она с возмущением подумала, что это дело рук отца: видно, приставил одного из своих прихвостней и заставил следить за каждым ее шагом. Но снимки Лассардо заставили задуматься: если это не отец, то кто? Кому понадобилось подглядывать за ней? И вдруг она вспомнила расспросы Лассардо об отце. Подонок! Мразь! Так вот для чего она ему понадобилась! Выходит, все эти фотографии сделаны им! Но зачем? Она спросит у отца, решила Лариса. Решительно взяв фотографии, она хлопнула дверкой сейфа и уже хотела вернуть на место картину, как услышала за спиной шаги. Она резко повернулась — перед ней стоял отец.

— Зачем… — Это было все, что он мог сказать ей. Лариса безжалостно бросила фотографии ему на стол.

— Я случайно на них наткнулась: ты не закрыл сейф и я заглянула! Откуда они у тебя? — кивнула она на снимки.

— Мне их прислали… — Он виновато опустил глаза.

— Кто?

— Не знаю. Я его не видел. Он только звонил мне…

— Требовал за них деньги?

— Нет, кое-какие услуги…

— И угрожает опубликовать эти фотографии в прессе… Подонок! — Лариса зло стиснула зубы. — И давно ты их получил?

— Около месяца назад…

— И столько времени молчал. — Она покачала головой. — Теперь я понимаю, почему ты так изменился! Понял, что я уже не та маленькая девочка, которую ты бросил, не так ли?

— Ты же прекрасно знаешь, что я люблю тебя! — По его щекам текли слезы.

— Неужели ты, полицейский, позволишь такому подонку…

— Я никому не позволю обливать тебя грязью! Слышишь, никому!

— Естественно! Ведь эта грязь не только прольется на меня, но и подмочит твою репутацию, — сказала Лариса беспощадно. — И на твоей карьере можно будет поставить крест! Представляю заголовки: «Дочь Комиссара полиции Нью-Йорка — проститутка!» или «Шлюха — дочь Комиссара полиции!»

— Перестань, дочка! — с болью воскликнул он. — Неужели ты никогда не сможешь простить меня?

— Ты обратил внимание на слово «простить»? Простить и проститутка слова от одного корня! Не мучайся, пахан, все в порядке! А фотки-то ничего! — Она ернически подмигнула. — Ты видишь, какая у тебя классная дочка? Послушай, может, выделишь мне немного наличных, а то я на занятия опаздываю? Кроме фотографий, я ничего в сейфе не трогала!

— Да-да, конечно, дочка? — Он суетливо сунул руку в карман, достал портмоне и вытащил из него три сотенные купюры. — Достаточно?

— Более чем! — резко схватив деньги, она пошла к выходу, подчеркнуто вихляющей походкой профессиональной шлюхи, напевая: «Я проститутка, я дочь камергера!..»

В ней боролись два чувства — жалость и отвращение. Сначала, поняв, как отец должен был страдать, получив эти фотографии, она захотела обнять его, поплакать на его груди, но когда увидела его слезы, слабость, ей стало противно: мужик тоже мне! Лучше бы он избил ее, надавал пощечин, чем нюни распускать!

Ай да Лассардо! Крысенок! Решил поиздеваться над отцом? Напрасно! Ты еще не знаешь, на что способна униженная женщина! Теперь берегись! Никто не имеет права унижать ее отца. А он унизил и ее… Она опять вспомнила слабого, плачущего папашу. Только она может распоряжаться своей судьбой! Захочет, хоть со всем Бродвеем бесплатно перетрахается! А не захочет — ни за какие бабки никому не даст! Конечно, и Минквуд такая же скотина, что и Лассардо! Просто Лассардо действует открыто, а Минквуд может нанести удар исподтишка. Это единственная разница между ними… Какая же все-таки мразь! Ведь прекрасно знал, что она поймет, кто послал эти фотографии! Или надеялся, что отец ей не покажет? Как бы там ни было, на что бы Лассардо ни рассчитывал, теперь она знает все. Ах, Лассардо, Лассардо, как же ты недалек!..

VI. Савелий в американской тюрьме

В Москву Воронов с Ланой прилетели ранним утром. Предстояло долго ловить машину, но каково же было удивление Воронова, когда прямо за таможенным барьером он увидел добродушно улыбающуюся физиономию Михаила Никифоровича.

— Приветствую вас на родной земле! — бодро проговорил тот, затем протянул букет красных гвоздик Лане и крепко пожал руку Андрею.

— Господи, товарищ полковник, зачем было так хлопотать в такую рань? — смущенно спросил Воронов.

— Откровенно говоря, я с большим удовольствием повалялся бы в кровати, но… — посмотрел наверх полковник.

— Могли бы и просто водителя прислать.

— Не мог: шеф и это предусмотрел!

— Неужели так прямо и сказал?

— Даже добавил: «Встретишь лично!». И слава Богу! — воскликнул полковник. — Благодаря мне вы не замерзнете! А то словно на юг приехали: декабрь на дворе, а вы в одних плащиках! Генерал как в воду глядел: захвати, говорит, им пальто, чтоб не замерзли.

— Ну и Порфирий Сергеевич! — покачал головой Воронов. — Неужели так холодно?

— Двадцать два градуса мороза, да еще и ветер!

— Ну, с ветрами мы и в Нью-Йорке натерпелись! — Воронов зябко передернул плечами, подмигнул Лане и тут же воскликнул: — Ой, прошу прощения! Товарищ полковник, разрешите представить вам мою жену!

— Лана! — Она протянула полковнику руку, и тот с удовольствием пожал ее.

— Полковник Рокотов, Михаил Никифорович! Как же, как же, наслышан об этой красавице!

— Спасибо за комплимент! Мне о вас тоже Андрюша рассказывал.

— Надеюсь, не очень часто проходился «по матушке»?

— Ну что вы, Михаил Никифорович! Только самое хорошее!

— И на том спасибо! А где же ваш багаж? — удивленно спросил полковник, заметив, что у Воронова лишь небольшой чемоданчик, а Лана держит в руках спортивную сумку.

— А это и есть наш багаж! — усмехнулся Воронов.

— Да, впервые вижу русского человека, возвращающегося из-за границы почти налегке!

— Благодаря Порфирию Сергеевичу!

— Как? — не понял полковник.

— Факс, полученный за подписью Порфирия Сергеевича, звучал так: «Срочно вылетай в Москву!» А срочно — это значит немедленно. Во всяком случае, меня так учили и родители, и командиры. Мы взяли билеты да и вылетели! А вещи адмирал обещал переслать контейнером…