Любовь без гарантий (сборник)
Шрифт:
В приемном покое Колян кричал: «Давайте быстрее!», совал деньги всем проходившим мимо него медицинским работникам, Галка хваталась за живот и беспомощно закатывала глаза. На ее слова: «Коля, уймись! Иди уже домой!» – он никак не реагировал, был невменяем. До тех пор, пока Галку не подняли в операционную. Тут он резко сник, поплелся в машину и сидел обессиленный, не в силах сдвинуться с места.
Во время операции доктор то ли задел чем-то острым голову ребенка, то ли неудачно вынул его, то ли еще что-то сделал не так, только родившийся мальчик был обречен. Он лежал
Николай поднял на ноги все свои связи. А связей у него было очень много. Их кооператив разросся в огромное многопрофильное предприятие. Николай был там генеральным директором, и с каждым годом его авторитет рос и укреплялся. Стольких известных и полезных людей обслуживало их предприятие! Не перечесть! И с очень многими Николай не просто находил общий язык, а умудрялся общаться, приятельствовать, а с некоторыми даже откровенно дружить. Как только он забил тревогу, тут же ему посоветовали знаменитого врача, буквально светило педиатрии, который приехал осмотреть ребенка.
– Где мать? – спросил врач у Николая, когда, осмотрев ребенка, вышел из детского отделения.
– Галка-то? Она в палате. Позвать?
Доктор вздохнул.
– Нет. Вот ее-то как раз звать не надо. – Он печально посмотрел на Николая. – Вы отец ребенка?
– Да.
– Вам скажу. – И после короткой паузы: – Ребеночек этот жить не будет.
И, не дав Николаю опомниться, добавил:
– Вы молодые ребята. Родите еще!
Досадливо махнул рукой и быстро вышел.
Спустя несколько дней мальчик умер. А еще где-то через полгода в подъезде своего дома был найден труп того самого врача, который так неудачно травмировал ребеночка…
Галка уже тогда начала задумываться: что-то не так. Неправильное что-то происходит в ее жизни. Девочку она родила спокойно, и растет у нее Тонька здоровой, умной, красивой… А вот с мальчиками не получается. И с мужчинами не очень понятно. Или проходят вскользь по ее судьбе, не цепляя, как первый муж Мишка, как отец Тоньки Владимир Ильич… Или, наоборот, так захватил ее душу Николай, что в своей безоглядной любви к нему не знает она ни ревности, ни обиды, ни раздражения. Одна всепоглощающая страсть, готовая все простить, все принять и все понять…
Поехала как-то Галка в центр по магазинам. Тоску развеять, впечатления сменить. Походила, побродила, поглядела на витрины. И купить ничего не купила, и устала отчего-то. Вышла, решила постоять немного или лучше на лавочку сесть, отдохнуть. Сидит она, думает о чем-то…
Идет мимо цыганка. Черные волосы, яркие юбки, руки в браслетах…
Остановилась около. Смотрит на Галку:
– Что грустишь, милая? Позолоти ручку. Все скажу. Что было, что будет, чем сердце успокоится…
– Не… Не надо… – Галя вяло отмахнулась, толком и не глянув на женщину.
– Эй, эй, милая! – Цыганка все же заглянула Галке в глаза и как-то нахмурилась. И как будто бы даже отшатнулась. – Что у тебя стряслось? Какое горе? Горе у тебя в глазах, милая…
– Двоих
– Ой-ой-ой… – совсем не по-цыгански, не показушно, а как-то сочувственно, по-бабски, запричитала женщина. – Неспроста, милая! Неспроста!
– Вот и я думаю… – Горло у нее перехватило, слезы привычно подступили к глазам.
– Отец жив? – задала неожиданный вопрос цыганка.
– Чей отец? – не поняла Галка.
– Твой отец, милая?
– Да… жив… Только к чему вы про него? – Она проглотила ком в горле и в раздражении сдвинула брови.
Цыганка не ответила, только, погрустнев еще больше, отвернулась, закрыла глаза и энергично потерла свои виски.
Пальцы у нее были смуглые с коротко остриженными ногтями и все в кольцах. Множество браслетов и пальцы в кольцах. Почему-то именно кольца так въелись в Галкину память, что каждый раз, вспоминая тот странный разговор, она поражалась тому, что могла наперечет, даже спустя годы, рассказать, какие кольца на каких пальцах были надеты.
Когда женщина открыла глаза и посмотрела на Галю в упор, та была потрясена ее взглядом. Жесткий, проникающий насквозь, будто потусторонний какой-то… будто смотрела и не видела. Или, наоборот, видела что-то такое, что недоступно простому обывательскому взору… Видела не то, что находится непосредственно перед глазами, а какую-то иную, тайную суть вещей… Глубоко, серьезно, всесторонне…
– С отцом… Что-то не то с отцом…
– Да что с ним «не то»?! – повысила голос Галка. И даже сама себе удивилась. Только что еле шептала, не в силах вымолвить ни слова, и вот уже голос крепнет, раздражается, волнуется, звучит громче: – Пьет, дерется, ругается. Жизни никому не дает! Мать до могилы довел! – Тут она заплакала навзрыд. – В прошлом году похоронили…
– Я не про это… – Цыганка по-прежнему смотрела «сквозь», концентрируя свой внутренний взор на одном только ей понятном предмете. – Не про это.
Кругом шли люди, ехали машины, шумела жизнь большого города со свойственными ей атрибутами. Обычные звуки – скрип тормозов, всхлипы сигналов, обрывки фраз идущих мимо людей, шаркающие шаги стариков, звонкие голоса бегающих детей… – все эти звуки будто бы и не долетали до беседующих женщин. Вернее, долетали, конечно, но создавалось впечатление, что эти двое их не слышат, не реагируют, не замечают. Как будто они в некоем вакууме, как будто отгорожены невидимой защитой от происходящего и находятся в своем собственном мире, которому нет никакого дела ни до какого другого пространства…
Галка продолжала плакать, вспоминая рано ушедшую мать, жалея себя, убиваясь по деткам своим, умершим в младенчестве… Она не стеснялась незнакомой женщины, она по-детски утирала слезы рукавом, не обнаружив в кармане платка. Привычно страдала, и только взгляд незнакомки возвращал ее к себе самой. И под этим взглядом, под напором черных глаз, она каким-то непостижимым образом приходила в себя.
– С отцом пересмотри отношения… – только и сказала она.
Галя вскинулась в порыве вечного неприятия отца: