Любовь без обязательств

Коваль Лина

По словам Глеба, у девчонок строгий режим дня, поэтому они могут не дотерпеть до боя курантов. Ближе к вечеру быстро оформляю стол скатертью с милыми оленями и еловыми ветками и накрываю его. Пока занимаюсь приготовлениями, отец с дочками строят горку во дворе. Возвращаются заледеневшие, но очень довольные и весёлые.

Переодевшись, устраиваем небольшую новогоднюю вечеринку.

Глеб дарит дочкам изящные серёжки-гвоздики, на которых мы остановили выбор у меня в салоне.

Я не рассчитывала на подарки с их стороны, поэтому

очень удивляюсь, когда Варя вручает мне собственный рисунок в красиво оформленной рамке. Смешной Дед Мороз с красным мешком и блестящим посохом. Прижимаю презент к груди, как что-то ценное, и благодарю её. Она чуть краснеет, смущается.

– А я ничего тебе не подарю, - говорит Вера равнодушно.

– Ничего страшного, - подбадриваю ее. – У меня тоже есть для вас сюрприз.

Достаю из-под ёлки новогодние шуршащие пакеты и вручаю каждой. Варюша с энтузиазмом вскрывает упаковку и разглядывает набор детской косметики в серебряном сундучке. Я долго выбирала то, что могло бы им понравиться и немного волнуюсь.

– Не надо мне от тебя ничего, - отворачивается Вера, отбросив пакет.
– Тебя все равно скоро не станет. Так мама сказала.

Варя испуганно опускает глаза, а Глеб сжимает зубы.

Глава 43. Ксения.

– Быстро наверх, — шипит Громов, рукой указывая дочери путь на лестницу.

В Вериных уголках глаз скапливаются слёзы и она, вскочив, улетает на второй этаж.

Глеб осматривает меня с ног до головы, будто проверяет целостность и переводит взгляд на Варю, словно загнанную в угол. По всей видимости, вспоминает, что ей противопоказаны волнения, поэтому смягчается и пытается улыбнуться.

– Я сейчас, - поднимается из-за стола и уходит.

Сжимаю и разжимаю дрожащие руки. Я ждала чего-то подобного. Я не нравлюсь Маргарите. Это ни секрет и ни новость. Я не открыла для себя Америку той информацией, которую выплеснула на меня Вера.

Варюша следит за мной из-под опущенных ресниц.

– Мама не плохая, - сообщает она воинственно.

– Нет, конечно, - мну салфетку с изображением еловых веток. – Я так не считаю, зайчик.

– Она просто… несчастливая, - добавляет девочка, тяжело вздохнув.

Поднимаю удивлённо брови, восхищаясь проницательностью двенадцатилетнего ребёнка.

– Да, она несчастливая, - повторяет, ещё раз поразмыслив. – И ей не нравится, что папа счастливый.

Вот так, сидя за новогодним столом и болтая ногами, дочь охарактеризовала нескончаемые судебные препирательства своих взрослых, умудрённых опытом родителей.

– А я рада, что папа счастлив, - заявляет вдруг она. – У него даже морщины появились.

Показывает пальцами на свои щёки, там, где у Глеба, когда он всякий раз улыбается, образуются заломы.

–

Морщины - это хорошо? – спрашиваю, сделав удивлённое лицо.

Она с видом выдающегося знатока вздыхает.

– Нам, женщинам, плохо. А папе хорошо.

– Ясно, - пытаюсь сдержать невольную улыбку.

– Ты хорошая, - продолжает вещать Варя, откинувшись на стул. Боже, она так в повадках и движениях похожа на папу, что я зависаю, разглядывая её. – Я вижу, что хорошая. Некоторые люди делают вид, что они добрые. А на самом деле злые. А ты не такая. Ты изнутри светишься. Как лампочка.

– Как лампочка? – повторяю, сдерживая смех.

– Да, - произносит она предельно серьёзно, смотря на меня карими глазами. Они не такие тёмные, как у Глеба, но очень их напоминают.

– Спасибо, Варюша, - наклоняюсь и глажу её по руке. – Ты меня так поддержала. Я тебе благодарна. Давай чай пить с тортом?

– А торт, случайно, не творожный? – морщит носик.

– Нет, конечно, - округляю глаза. – Шоколадный.

– Ладно тогда, - кивает. – Мы с Верой не любим, когда творожный.

– Буду знать, - достаю из холодильника заранее выбранный в кондитерской торт. – А что вы ещё не любите?

– Ну… я не люблю рыбу, как папа, - удивляюсь и с улыбкой вспоминаю, как Громов уплетал лосось в ресторане, когда хотел поговорить со мной. Наверное, даже не заметил. – А Вера не любит курицу.

Ну хоть в чём-то мы с ней похожи, - фиксирую про себя.

С лестницы раздаются шаги и на кухню заходят Глеб с Верой. Мужская рука лежит на хрупком плече.

– Извините, - говорит она, шмыгая носом. – Я больше так не буду.

Её отец удовлетворённо кивает и выставляет для дочери стул, помогая усаживаться.

– Торт будешь? – пододвигаю белоснежную коробку.

– Какой? – спрашивает Вера настороженно.

– Шоколадный, конечно. Творожный торт - полный отстой, - подмигиваю заговорщически Варе.

Девочка окончательно расслабляется и немного улыбается:

– Тогда буду!

Дальнейший вечер проходит без происшествий. Глеб ведёт себя свободно, я тоже забываю досадный момент. Около одиннадцати вечера девчонки начинают зевать и отправляются в детскую комнату, я же пока ими занимается отец, надеваю платье и распускаю волосы. Обновляю макияж, чтобы встретить Новый год во всеоружии. Чтобы быть для него красивой.

– Ого, - присвистывает Глеб, когда заходит в спальню. Пробегается глазами по моей фигуре, обтянутой красным шёлком, как перчатка. – Сейчас ослепну.

– Не переигрывай, Громов, - обвиваю его шею, наслаждаясь тем, как сильные руки впиваются в ягодицы.

– Я серьёзно, - легко целует в шею.
– Придётся тоже переодеваться, чтобы хоть как-то соответствовать. В моём-то возрасте.

– У тебя прекрасный возраст, - шепчу ему на ухо. – Мой любимый.

– Может ну их эти куранты? Останемся здесь? – спрашивает, забираясь ладонями под платье.