Любовь без правил

Весенина Наталия

Прадед Виталика, Павел Лопатин, встретив обаятельную провинциалку Марину Стрельникову со смешными косичками и большими голубыми глазами, был сражен наповал. Она приехала к тетке в Москву на две недели. Он караулил ее у дома, ходил следом, наблюдая, как грациозно передвигается объект его симпатий. В тот день он решился открыться Марине и, купив серебряное колечко, направился в дом ее тетки. Но оказалось, что Павел опоздал всего на полчаса: Марина уехала домой, в Воронеж.

Уговорив тетку дать ее адрес, Павел, придя домой, принялся писать письмо. В нем он рассказывал о своих чувствах и предлагал девушке руку и сердце. Но ни через неделю, ни через месяц и даже через год ответом Марина его не удостоила.

Павел потерял всякую надежду еще когда-нибудь встретиться с Мариной Стрельниковой. Тем не менее на других девушек не заглядывался. В который раз родители заводили разговор о женитьбе, в дом частенько наведывались свахи, рассказывая о достоинствах местных девиц: и работящая, и красавица, и покорная, и ученая, но ни одна из них не смогла вытравить из сердца нежный образ Марины.

Бог услышал его молитвы. Однажды, направляясь на работу, Павел Лопатин встретил Марину. Марина за год похорошела еще больше, немножко повзрослела, детские черты чуть заострились, приобрели еще большее очарование. Взгляд стал открытым, улыбка – нежной. Чувства Павла воспламенились с новой силой. Павел понял, что без Марины его жизнь не будет иметь смысла.

Оказалось, семья Стрельниковых переехала в Москву насовсем, поселившись в доме, доставшемся в наследство от тетки, и Марина уже никуда уезжать не намерена.

Павел начал бывать в их доме, он спросил у отца разрешения ухаживать за Мариной и вскоре сделал ей предложение. И уже перед свадьбой Стрельникова показала Павлу его письмо, наконец-то нашедшее адресат.

– Почтальон принес его вчера, – сообщила изумленная невеста. – Оказывается, ты хотел на мне жениться еще полтора года назад? – удивилась она.

– Да, имел такое намерение, – степенно ответил Павел. – Но ты не ответила мне.

– А как я могла ответить, если твое послание так долго меня искало? – засмеялась она.

– Но почему? В чем причина? Может, я неправильно указал адрес?

– Адрес ты написал верно, но застать меня письмо не могло. Папенька инженер, и мы часто переезжали с места на место. Когда я вернулась из Москвы в Воронеж, чемоданы уже были собраны, и на следующий день мы уехали из города, потом еще и еще меняли место жительства. В конечном итоге маменьке надоела кочевая жизнь. Она давно уговаривала отца переехать в Москву, а тут и случай подвернулся – умерла тетка, оставив нам этот дом. Вот мы и решили окончательно осесть здесь.

А еще позже Павел Лопатин прочитал в газете «Царская Россия» статью о невероятном случае, произошедшем на Волге. Корабль, перевозивший грузы, бандероли и письма, потерпел крушение. Спасти смогли немногое, большая часть товара ушла под воду. Когда же разбирали то, что не погубила вода, увидели кожаный мешок, в котором лежали чудом уцелевшие письма. Спасенное имущество разобрали его владельцы, а о почте забыли. Еще полгода мешок пролежалв ожидании хозяина. Когда же о нем вспомнили, решили, что лучше поздно, чем никогда, и письма были разосланы адресатам.

Оказывается, письмо Павла долгое время пыталось догнать Марину, семья которой переезжала с места на место. И тут Лопатин обратил внимание на марку, приклеенную к конверту.

Когда купил ее на почте и клеил к конверту, он вообще не придал ей значения. Потом Павел, типографский рабочий, увлекся коллекционированием редких и необычных марок. Особенно ценились те, что имели какие-либо ошибки, опечатки, неверно указанные даты. Павла Лопатина интересовали именно эти экземпляры. Так, например, он безуспешно разыскивал марку с портретом Софии Фредерики Августы Анхальт Цербтской, родившейся 2 мая тысяча семьсот двадцать девятого года (будущей Екатерины Второй, императрицы Всея Руси), на которой был неправильно указал год ее рождения – тысяча семьсот двадцать седьмой.

Марка

печаталась в их типографии, и шрифт набирал вечно пьяный Сенька Кулаков, у которого после двух стаканов водки и закуски в виде замасленного рукава все расплывалось перед глазами. Когда же ошибку заметили, уже было отпечатано пятьдесят экземпляров. За такую оплошность Сеньку выгнали взашей, а марки сдали вместе с другими, пытаясь всячески скрыть оплошность. Так искомое само пришло в руки Павла Лопатина. Марки Павел Лопатин собирал до конца жизни, и его коллекция была одной из лучших в России. Но сохранить ее в семье не удалось. В сорок первом Павла убили на фронте, а Марина, оплакивающая мужа и молящая Бога о сохранении жизни сына и невестки, волею рока оказалась в блокадном Ленинграде. Именно тогда бесценная коллекция мужа спасла жизнь ей и двум внукам. Как ни странно, но даже в такое тяжелое время находились желающие купить марки. Они были бесценны для Павла Лопатина, а для Марины имели цену – половинка буханки хлеба, иногда – целый кирпичик. Маленькие бумажные прямоугольнички и квадратики поддерживали силы, спасали от голодной смерти. И только одну-единственную марку Марина не продавала, не могла, не смела... пока в квартире не осталось ничего, что можно было бы обменять. Женщина долго мучилась, несколько дней отдавала внукам свою пайку хлеба, но силы медленно покидали ее, и она решилась. Достала из шкатулки семейную реликвию, бережно завернутую в несколько тетрадных листов. Да, это она, та самая, которой так дорожил ее муж. Марка, наклеенная на конверт с посланием юной Стрельниковой... Вся жизнь промелькнула перед глазами Марины. Она вышла из квартиры, зашла в соседний подъезд, постучала в дверь. Ей открыл плотный мужчина и впустил в помещение.

– Что, Марина Арсеньевна, надумали? – поинтересовался он.

Женщина кивнула.

– Покажите. – Он протянул дрожащие от нетерпения руки к тетрадному листу, на котором лежала марка. – Подождите секунду. – Он зашел в комнату, взял со стола лупу и тщательно изучил то, что принесла Марина. Потом с довольной ухмылкой на лице посмотрел на женщину и сказал: – В последний раз я предлагал вам три банки тушенки и два мешка крупы. Но сейчас ситуация изменилась, блокада продолжается, и неизвестно, сколько мы еще продержимся. Продуктов практически не осталось в городе, поэтому все, что могу дать вам за марку сегодня, это полмешка крупы и две буханки хлеба. Согласны?

У женщины затрясся подбородок, она с трудом держалась, чтобы не заплакать от унижения, и снова кивнула головой.

Через день блокаду Ленинграда сняли...

Когда сын Марины Арсеньевны, Андрей, вернулся с фронта, мать, расстроенная тем, что не уберегла семейную реликвию, горько причитала у него на груди и просила прощения. И тогда Андрей Лопатин пообещал, что обязательно восстановит коллекцию отца и вернет эту марку. За пятьдесят пять лет Андрей выкупил бульшую часть марок, которые в свое время собрал его отец, но ту, единственную и вожделенную, найти не смог.

Снабженец, обменявший марку на полмешка крупы, выехал с семьей в Москву, побоявшись гнева соседей, ведь ни для кого не было секретом, чем и как он нажил свое состояние. А разыскать его Андрей Павлович Лопатин не успел.

Дед Виталика был настоящим коллекционером, именно поэтому за долгие годы жизни он не сколотил никакого состояния и не накопил денег на сберегательной книжке (все равно сгорели бы!). Они с женой не сменили мебель, купленную еще в шестидесятых, и тащили всю рухлядь за собой при переезде из Санкт-Петербурга в Москву. Денег не хватало: все более-менее лишние деньги он тратил на восстановление отцовской коллекции. Уговаривал, просил, переплачивал, но постепенно пополнял альбом. Он был одержим этой идеей, и она стала смыслом его жизни.