Любовь черного лорда
Шрифт:
Перед взором Эммы, словно наяву, предстали ее незатейливые платья, занимавшие в доме, где она провела свои последние годы, едва ли четверть шкафа.
— Наряды? — В голосе девушки было слышно явное напряжение. — Я привыкла носить простые вещи и сейчас тоже хотела бы что-нибудь такое… — она не смогла подобрать нужные слова и сделала неопределенный жест рукой. — Одним словом, это не должно быть… — Эмма опять замялась. — Не должно быть… вычурным. — Она твердо посмотрела графу в глаза.
— Конечно, нет. Просто новые платья подчеркнут… как ты там
Эмма Ланголет очень хотела сказать этому человеку, что не нуждается ни в новых платьях, ни в развлечениях. Еще ей хотелось сказать, что она совсем не кровожадная, однако события, свидетелем которых был граф, этому противоречили. К тому же именно сейчас она испытывала острое желание швырнуть в Киллорана чем-нибудь тяжелым.
— Хорошо, ваша светлость, — сухо ответила она и пошла к двери.
Сказать по правде, девушка ожидала услышать смех, но вслед ей не донеслось ни звука.
Дом Мириам де Винтер отделяла от дома графа Киллорана миля, не больше, но скорее можно было сказать, что расстояние между ними равно длине экватора. И если снаружи эти два дома еще могли бы считаться просто зданиями в одном городе, то внутри они были совсем разными. Покойный дядя Хорас отдавал предпочтение темным и блеклым цветам, тяжелой, громоздкой мебели, а его дочь совсем изгнала из обстановки те милые безделушки, которые свидетельствуют о том, что хозяевам дома не чужды воспоминая о чем-либо приятном. По сравнению со всем этим жилище Киллорана напоминало дворец какого-нибудь восточного владыки: здесь все было ярким и красочным. В частности, на полу в спальне Эммы на втором этаже лежал роскошный персидский ковер, а ее постель была такой мягкой, что девушке казалось, будто она спит на облаке. Покрывало и портьеры были шелковыми, чудесного золотистого цвета, и даже серое лондонское небо словно становилось не таким мрачным, как, например, сегодня. Впрочем, как раз сегодня оно как нельзя лучше соответствовало настроению Эммы Ланголет.
В доме кузины Мириам ее комната походила на монашескую келью. Конечно, никакого ковра там не было, даже самого тоненького. Кровать стояла прямо на деревянном полу, была узкой и жесткой. Занавески простые, темные.
Условия ее нынешнего существования и того, как она жила совсем недавно, были несопоставимы, и Эмме приходилось время от времени напоминать себе, что в роскошном жилье графа Киллорана она в меньшей безопасности, чем в аскетическом
— Его светлость сказали, что сегодня вечером вы наденете это, мисс.
— Почему именно это, а не то? — удивилась Эмма, разглядывая новые платья, лежавшие на кровати. — Все они выглядят совершенно одинаковыми.
— Так распорядился милорд. У его светлости безупречный вкус. Все платья разные. Правда, гамма выдержана строго — они черные. Полагаю, потом в вашем гардеробе появится еще белое и серебристое.
— Почему?
— Этот вопрос не ко мне, мисс. Спросите графа. Он будет здесь через минуту.
— Ох, нет! — Эмма, успевшая к тому времени сбросить с плеч халат, схватила черное платье и стала судорожно натягивать его на себя.
Миссис Рамсон бросилась ей помогать. Не успели они как следует расправить складки, как дверь распахнулась. Эмма, запутавшаяся в пышных нижних юбках, готова была разорвать их и уйти из этого дома голой.
— Споришь с миссис Рамсон, мой ангел?
Девушка дернула платье вниз, от души надеясь на то, что тонкий шелк треснет, да погромче. Увы, этого не произошло. Шелк оказался не только тонким, но и прочным. Гладкая ткань скользнула вниз и идеально обрисовала фигуру девушки.
— Я не привыкла одеваться при мужчинах, — глаза Эммы метали молнии, но графу это, похоже, было совсем неинтересно.
Киллоран поудобнее устраивался в кресле.
— Привыкай, моя радость, — он пожал плечами. — Сейчас у многих дам есть не только камеристки, но и… преданные слуги, которые помогают им подбирать к наряду драгоценности и духи. Смотри на меня как на такого слугу.
— Я не из числа таких… дам, — теперь к молниям добавились раскаты грома.
Киллоран рассматривал девушку, как всегда, невозмутимо, разве что в его взгляде появилось оценивающее выражение.
— Пожалуй, ты права, — вынес он наконец свой вердикт. — Обычной твою внешность не назовешь. Но при этом в тебе есть нечто… завораживающее.
Последнее слово граф произнес так, что Эмма испугалась. Впрочем, уже в следующее мгновение перед ней сидел все тот же холодный, самоуверенный аристократ, которого ничто не могло ни заинтересовать по-настоящему, ни удивить.
— Подкрашивать глаза и губы тебе не нужно. Разве что пару мушек приклеить. Что касается драгоценностей, тут надо подумать…
Эмма попятилась.
— Я не могу принять от вас драгоценности, — сказала она.
— Почему же? Ты приняла кров, одежду, пищу и согласилась на мою скромную помощь в… э-э… иных вопросах. Так почему бы тебе не принять заодно и украшения? Если переживаешь из-за того, что это дороже, чем все перечисленное, то, право, зря. У меня столько денег, что потратить их я не смогу за всю жизнь, как бы ни старался.