Любовь цвета боли 2

Жилинская Полина

Жму плечами, так как в горле ком, слезы текут по щекам, не переставая.

— Полюбила, — шепчу сквозь всхлипы, а губы помимо воли расползаются в не иначе как истерической улыбке. — Я просто полюбила.

Витя долго смотрит на меня и молчит.

— Не везет тебе с мужиками, — подытоживает горько. — Одни мудаки попадаются.

— Прости. Вить, если бы я только знала…

— Я вот долго думал обо всем произошедшем. Благо теперь у меня вагон времени на раздумья, — ухмыляется и тут же шипит от боли. На губе из свежей ранки тонкой струйкой течет кровь. — Не знаю, что там у

вас происходит, но либо тебя жестко подставляют, либо ведут игру против Макара. Я — это так, расходный материал в чьей-то игре. Макар был уверен, что ты за его спиной, со мной. Понимаешь?

Ничего я не понимаю и понимать не хочу

— Он посадил меня из-за тебя, Оля. Чтобы убрать с дороги. Значит, он уверен и у него есть доказательства, что мы якобы любовники. Такие люди, как Макар, в пустой звон обычно не верят. Они верят фактам. Стопроцентно доказанным фактам.

— Но это же неправда… — шепчу в шоке, иду к столу и оседаю на стул.

— Оль, — зовет тихо. — Посмотри на меня.

Поднимаю взгляд, а самой выть, хочется от тупого отчаяния и глухой тоски.

В голове оглушающе бьется мысль: разве это и есть любовь? Когда вокруг только страдание и горе. Когда ломаются судьбы, люди, сердца. Разве можно быть счастливой, радоваться жизни, когда твое счастье построено на чьих-то костях?

— Он не пожалеет тебя. Слышишь? — Витя порывисто приближается и садится на корточки передо мной. — Они не такие, как мы, Оль. Ты даже представить себе не можешь, что порой сходит с рук таким влиятельным ублюдкам. Они могут людей косить пачками, насиловать, убивать, торговать оружием, наркотиками. Уезжай. Я прошу тебя. Одно твое слово — и Олег всё устроит, — слышу мольбу и неподдельное волнение в его голосе.

— Не могу, — качаю головой из стороны в сторону и ужом проскальзываю мимо Вити, избегая чужих прикосновений. — Макар не такой, — шепчу, расхаживая нервно по комнате. — Я ему всё объясню, — кидаюсь к Виктору и ободряюще заглядываю ему в глаза. — Как только он узнает, что это всё ложь, я заставлю его вытащить тебя отсюда.

— Боже, какая ты дура! — остервенело, обхватывает мое лицо, заставляя смотреть на себя. — Как была дурой, не видевшей дальше своего носа, так и осталась! Ты сейчас для него всего лишь шкура, которая посмела наставить рога и шпионила для его конкурентов! Приди, наконец, в себя! Посмотри, что он сделал со мной! Я уверен, ему даже напрягаться особо не пришлось, чтобы я здесь оказался!

— Хватит! — кричу громко, отталкивая Виктора. — Ты ничего не знаешь! — реву, напуганная его напором и безумными словами. — В благородного рыцаря решил поиграть? Так вот: мне твое благородство не нужно! — бью словами, но остановиться уже не могу. — Он не такой! Ясно тебе? Не такой!

Витя стоит, никак не реагируя на мои выпады, а на его лице проскальзывает разочарование, смешанное с недоверием.

??????????????????????????— Попроси у Олега информацию о Макаре, — как-то обреченно со смешком, говорит он. — Почитай, на что способен твой «не такой». И знай, если у меня появится хоть маленький шанс, и я выйду отсюда, я стану его самым страшным кошмаром. Будешь с ним — и твоим тоже. А теперь уходи. На сегодня с

меня благородства, пожалуй, хватит.

Глава 13

Ольга

Домой возвращаюсь полностью опустошенная событиями дня. Словно в трансе бездумно провожаю взглядом капли дождя, уныло стекающие по боковому стеклу такси. За окном, как и у меня на сердце, бушует штормовая непогода.

Когда машина плавно тормозит около ворот, расплачиваюсь с водителем и покидаю теплый салон. Кутаюсь в кашемировое пальто, пытаясь хоть немного скрыться от пронизывающего ветра и шпарящего непроглядной стеной ливня. Взбегаю по ступеням и захожу в дом, прислушиваясь к мрачной тишине.

Стою несколько секунд, прислонившись спиной к входной двери, пока глаза привыкают к полумраку. Стягиваю промокшее пальто и с грустью думаю, что сегодня, скорее всего, тоже ночую одна.

Направляюсь сразу к лестнице, ведущей на второй этаж. Нет сил ни на поздний ужин, хотя за весь день и маковой росинки во рту не было, ни на горячий чай, который не мешало бы выпить перед сном, чтобы согреться.

Стук каблуков о мраморную плитку разносится глухим эхом по темному пустынному холлу. Проходя мимо гостиной, останавливаюсь, замечая боковым зрением смазанное движение. Большая комната залита слабым светом фонарей на участке. В неосвещенной части, у камина, до боли знакомо чиркает зажигалка, и слабое пламя на мгновение освещает лицо Макара, сидящего в кресле.

Сердце ускоряет ход, гулко ударяясь о ребра.

Затем взгляд цепляется за перевернутый столик, кресло, разбросанные повсюду книги, разбитый телевизор, валяющийся на полу, и кучу поблескивающих осколков.

Огонек от сигареты вспыхивает, стоит Макару затянуться. Окончательно привыкнув к темноте, вижу очертания его крупной фигуры. Тянусь рукой к выключателю.

— Не нужно, — хрипло, резко. — Я не хочу сейчас видеть лживые красивые глазки, — останавливает меня его голос, от звука которого непроизвольно поджимаются пальцы на ногах.

Всевышний, как же я по нему, оказывается, соскучилась.

Так и стою с не донесенной до выключателя рукой. Макар долго молчит, но я кожей ощущаю его взгляд на себе. Настолько остро, как если бы его руки в этот момент были на моем теле.

Потушив окурок в пепельнице, стоящей на полу около кресла, он тяжело поднимается и неспешно двигается ко мне, с противным скрипом давя осколки обувью.

— Где была? — его голос звучит обманчиво мягко, как-то отстраненно даже.

Значит, уже знает. Доложили.

Прикрываю на миг глаза, мысленно готовлюсь к противостоянию и молюсь всем богам, чтобы он услышал меня.

— Ты ведь уже знаешь, где я была.

Приблизившись вплотную, нежно ведет пальцами по моей щеке, задевая губы. А я только и слышу, как в ушах грохочет стук сердца, и мурашки толпами по телу от его близости, чуть терпкого родного запаха.

— И как прошла встреча? — делая акцент на последнем слове, спрашивает почти невозмутимо.

Почти. Но я улавливаю в его голосе давно забытые нотки тихой испепеляющей ярости. Как тогда, в подвале.