Любовь дерзкого мальчишки
Шрифт:
Фабиан посмотрел на своего воспитанника и кротко ответил:
— Я боялся несчастья.
— Которое, без сомнения, и случилось бы, — докончил Витольд. — Вольдемар в тот вечер был, вероятно, не в своем уме: скакать через ров в том месте на загнанной до полусмерти лошади, да еще в сумерки! Так вот, отчитайте его хорошенько, вам теперь разрешено говорить, а вас он послушается.
С этими словами он встал и вышел из комнаты.
Оставшиеся несколько минут молчали, затем Фабиан спросил:
— Вы слышали, Вольдемар, что мне поручено?
Молодой
— Не слушайте дядю, со мной ровно ничего не случилось.
Доктор Фабиан взял за руку своего воспитанника.
— Господин Витольд думает, что вы все еще упрекаете себя за происшедшее несчастье, но теперь, когда опасность миновала, этого не может быть; я боюсь, что тут кроется что-то другое. До сих пор я не решался коснуться этого вопроса, я вижу, что он и теперь причиняет вам боль. Может быть, мне лучше замолчать?
Из груди Вольдемара вырвался глубокий вздох.
— Нет, я и без того должен поблагодарить вас за то, что вы скрыли от дяди правду. Он до смерти замучил бы меня своими вопросами. Мое душевное состояние в тот вечер чуть не стоило вам жизни. Перед вами я не буду отрицать того, что вы и так уже знаете.
— Я ничего не знаю и могу только строить предположения на основании той сцены, которую видел. Скажите, ради бога, что тогда произошло.
— Ребячество! — с горечью произнес Вольдемар. — Глупость, которая вовсе не стоит того, чтобы к ней относились серьезно; так, по крайней мере, третьего дня написала мне моя мать. Но я отнесся к этой «глупости» так серьезно, что она стоила мне нескольких лет жизни, быть может, самых лучших.
— Вы любите графиню Моринскую? — тихо спросил Фабиан.
— Я любил ее, это прошло. Теперь я знаю, что она вела со мной низкую игру. Я покончил с ней и со своей любовью.
Фабиан покачал головой, тогда как его тревожный взгляд был обращен на лицо молодого человека.
— Покончили? Вы еще далеко не покончили. Разве я не вижу, как тяжело вы страдаете до сих пор?
— Все пройдет. Если я это перенес, то сумею и окончательно побороть. Еще одна просьба: не говорите об этом ничего ни с дядей, ни со мной. Я поборю эту слабость, но говорить об этом не могу, даже с вами. Дайте мне одному справиться.
Дрожащие губы Вольдемара выдавали, какое мучение доставляло ему прикосновение к этой ране.
— Я буду молчать, — ответил Фабиан. — В будущем вы больше никогда не услышите об этом ни слова.
— В будущем? — повторил Вольдемар. — Разве вы хотите остаться у меня? Я предполагал, что вы покинете нас сразу после выздоровления. Неужели вы согласитесь и дальше терпеть возле себя ученика, так зло отплатившего вам за все ваши заботы о нем?
— Да разве я не знаю, что вы перенесли у моей постели больше, чем я сам? Моя болезнь одно хорошее все-таки принесла с собой: я приобрел убеждение, которого, простите, раньше не имел. Теперь я знаю, что у вас есть
Вольдемар, казалось, совершенно не слышал последних слов и мрачно смотрел перед собой.
— В одном дядя прав, — вдруг сказал он. — Каким образом вы, именно вы решились схватить Нормана под уздцы?
— Страх за вас сделал меня храбрым… я знал, что вы искали смерти, что вы желали этого падения, знал, что оно будет для вас смертельным, если не удержу вас насильно. Тут я забыл о своей обычной робости и схватил лошадь под уздцы.
Вольдемар с изумлением смотрел на говорившего.
— Значит, это был не несчастный случай, не простая неосторожность с вашей стороны? Вы знали об опасности, которой подвергались? Разве моя жизнь имеет для вас какое-нибудь значение? Мне кажется, до меня никому нет дела!
— Никому? А вашему приемному отцу?
— Дяде? Может быть, но он — единственный.
— Кажется, я доказал вам, что он не единственный, — с легким упреком произнес Фабиан.
— А я вовсе не заслужил этого. Но поверьте мне, я получил урок, которого не забуду всю жизнь. Вам не придется больше жаловаться на меня.
Их разговор был нарушен приходом Витольда.
— А вот и я опять! — произнес он входя. — Вольдемар, тебе придется спуститься, приехал молодой князь Баратовский.
— Лев? — с удивлением спросил Вольдемар.
— Да, он хочет видеть тебя; я, конечно, буду там лишним и лучше посижу с доктором.
Молодой человек вышел из комнаты, тогда как Витольд снова занял свое прежнее место у постели больного.
При входе в угловую комнату Вольдемар застал там брата, ожидавшего его. Лев пошел ему навстречу и проговорил поспешно, как бы желая отделаться от неприятной необходимости:
— Мое посещение удивляет тебя, но ты уже целую неделю не был у нас и даже не ответил на мамино письмо; мне не оставалось ничего другого, как приехать к тебе.
Нетрудно было заметить, что молодой человек при этом посещении действовал не по собственному побуждению. Его поклон и все манеры носили вынужденный характер.
— Ты пришел по приказанию мамы? — спросил Вольдемар.
Лев покраснел; ему было хорошо известно, какую борьбу пришлось выдержать княгине, прежде чем она добилась этого визита.
— Да, — наконец ответил он.
— Мне очень жаль, что тебе пришлось совершить поступок, который ты, конечно, считаешь унизительным для себя. Если бы я знал это, то избавил бы тебя от него.
Лев с изумлением посмотрел на брата; тон Вольдемара был для него новостью. Наконец он произнес:
— Мама находит, что тебя оскорбили в нашем доме, а потому я должен сделать первый шаг к примирению. Я убедился в том, что она права. Надеюсь, ты веришь, что без такого убеждения я не сделал бы этого шага.
— Я верю тебе, — последовал короткий, но решительный ответ.
— Ну, в таком случае не осложняй мне моего извинения! — воскликнул Лев, протягивая руку, но брат отстранил ее.