Любовь хранит нас
Шрифт:
— Алеша…
— Оль, что ты хочешь? Помоги, пожалуйста, дай какой-то знак или хотя бы направь.
Только мычит и настойчиво тянет. Ну, как знаешь, детка, я этого не хотел. Перехватываю инициативу и подключаю к этому всему свое желание, обнимаю ее за талию и резко отрываю от земли. Ольга обнимает меня ногами, а я подкладываю руки под ее крепкий зад.
— Оля, — шепчу ей в губы, — скажи, что это все будет добровольно, и что я не насилую тебя своим перекачанным либидо и не заставляю тебя со мной спать…
— Нет-нет, Алеша, — гладит мои скулы
— Первого достаточно. А вот этого про «думаю» пока не надо, — улыбаюсь и легко прихватываю ее губы, — очень прошу тебя. Не думай. Хотя бы не сейчас!
Проходим в дом. Я направляюсь вместе с Ольгой в ее комнату. Ступаю широко, уверенным шагом прочесываю длинный коридор. Рассматриваю Климову, жду терпеливо, пока она медленно и неудачно возится с ключом, а вот с последним щелчком открывшегося замка, у меня срывает напрочь все сдерживающие страсть заслонки. Влетаем в небольшую комнату с такой же небольшой кроватью, как ураган.
Сегодня Климова проявляет странную активность — я по пояс уже раздет и обласкан теплыми губами. Зато она пока еще в полном обмундировании — я отстаю и не успеваю за ней. Ольга целует мою шею, нежно гладит плечи и легко сжимает руки, слепо ищет кисти, пальцы, а наконец найдя, скрещивает все в живой замок. Я применяю нежную силу и завожу нашу ручную сцепку ей за голову. Она выгибается мне навстречу и рвано дышит — я ощущаю сильный ход ее груди. Назад-вперед! Рассматриваю красивое лицо, стараюсь все эмоции сейчас запомнить, что наблюдаю на ее «экране», то в памяти своей фиксирую, словно первую страницу нашей летописи пишу. Вижу бьющуюся голубую венку на височке, выступивший тоненький сосуд на лбу — словно женщина страдает и ей от чего-то очень больно, и замечаю, как странно, до жути необычно, блестят ее глаза. Словно два уголька со спрятавшимся внутри жаром. Сейчас в глазах у одалиски разгорится нешуточный пожар.
— Ты очень красивая женщина, Якутах! Слишком недоступная, ты меня пугаешь…
Она вымученно улыбается:
— Запомнил имя, Алексей?
— Сразу, одалиска. Да что там запоминать? Великолепная, гордая, надменная красавица в темном зале, да улюлюкающее стадо обдолбанных вискарем и никотином мужиков… Динамичный зажигательный танец и твой категорический отказ! Климова? — рычу и прислоняюсь губами к прохладной шее.
Ольга вздрагивает и шепчет:
— Да…
— С тебя, одалиска, приват!
Она тихо прыскает:
— Обойдешься, Леша! Это очень дорого, боюсь, ты не потянешь. И потом, я поклялась, что тебе — никогда. Сдержу свое слово, обещаю. Не дождешься…
— Ах так!
Не отпуская ее рук, я двигаюсь губами по женскому лицу, по вздрагивающей шее, спускаюсь медленно на грудь, одной рукой перехватываю девчонку, а второй пытаюсь снять с нее футболку.
— Не смей рвать, — шипит гремучая змея. — Шшш, Алеша…
Все что услышал!
— А если вдруг то, что тогда? Ты — очень грозная, рабыня? Пугаешь, угрожаешь?
— Нет смены белья и одежду себе не предусмотрела.
— Да-да, я помню, что во всем, «безмозглый Леша», виноват, — приподнимаюсь, присаживаюсь на коленях и подтягиваю к себе Ольгу. — Тогда все снимай сама и не провоцируй на противоправные непоправимые действия.
Она скрещивает руки, смотрит мне в глаза, затем веки прикрывает и подхватывает нижний край своей футболки. Стягивает тряпку через голову. Тут я уже был! Нерукотворная красота! Губами трогаю быстро вздымающуюся грудь, облизываю каждое полушарие, языком пробую — лижу, затем легко прикусываю и чего-то еще жду?
Ольга ложится на спину, расправляет волосы, дергает плечами, как будто к приему пищи приглашает.
— Дальше сам…
Как пожелаете, госпожа! С бюстгальтером, естественно, проблем не возникает. Раз, как говорится, — сразу наповал. Голая кожа покрывается мурашками, Климова вздрагивает и шипит.
— Замерзла, знойная моя?
Целую медовое — не иначе, — упругое тело, спускаюсь ниже, ниже… Добираюсь до пояса женских брюк.
— Леша…
— Не волнуйся, я буду осторожен.
Зачем такое говорю?
Медленно, не спуская глаз с лица одалиски, расстегиваю железную пуговицу, вжикаю бегунком замочка и распахиваю ворота в мой персональный рай. Ольга приподнимает таз, а я скатываю по ее широким бедрам джинсы. Она опять пытается сделать цирковой переворот на живот. Шиш с маслом — я этого не позволяю. Фиксирую руками тело и вместе с поцелуем шиплю ей в рот:
— Не будет так, как ты хочешь! Этого никогда не будет. Ты тут не главная! С последним фактом придется, солнышко, смириться!
— Пожалуйста, не мучай меня, — хнычет, умоляет.
— Нет, я сказал. Хочу видеть, как ты смотришь, как следишь, как испытываешь наслаждение и как кончаешь, глядя мне в глаза. Я…
— Я прошу тебя.
— Тшш, наш разговор закончен, солнышко.
Целую рельефный животик — у Климовой спортивный пресс, с пупком играю — одалиска дергается, но не стонет, не издает ни звука. Немного отстраняюсь и ищу ее глаза:
— Мне хорошо, Алексей, — легко кивает, улыбается, выгибается навстречу. — Тепло. Приятно…
Я подбираюсь к резинке кружевного белья. Губами жадно, без остановок, обрабатываю весь ее животик и запускаю жадные руки под край ее трусов. Ольга вздрагивает, хватается и удерживает меня.
— Алексей…
Но с этим атрибутом женской одежды я расправляюсь еще быстрее. А там вот…
Что за херня? Поперечный розовый рубец!
— Оль, — невесомо прикасаюсь кончиками пальцев, склоняюсь над швом и целую каждый миллиметр ушитой кетгутом бронзовой кожи. — Что с тобой случилось, душа моя?
— Это острый аппендицит, Алеша, — очень быстро отвечает, словно подгоняет аргументы. — Перитонит, острая фаза. Очень срочная операция, ургентная, там возникли большие осложнения, а я потеряла много крови… Чуть не умерла… Пожалуйста… — жалко смотрит и кривит красивое лицо. — У тебя есть презервативы?