Любовь и честь

Уоллес Рэнделл

Сама того не зная, Шарлотта сделала лучший комплимент, который может сделать одна женщина другой. Ей и в голову не пришло, что красавица, стоявшая рядом со мной, столько раз прислуживала ей.

— Добрый вечер, Шарлотта, — сказала Беатриче.

— А разве мы… — растерянно начала Шарлотта.

— Кайрен много рассказывал мне о вас.

Появившаяся следом за Шарлоттой Анна Шеттфилд сначала поцеловала подругу в щеку, а затем, словно не замечая нас, спросила:

— Дорогая, после этого бала я собираюсь устроить еще

один, в доме моего отца. Ты придешь?

— Конечно, я уже слышала об этом и догадывалась, что ты пригласишь меня.

— А это кто? — спросила Анна, повернувшись к Беатриче, словно только что заметила ее.

— Ты идешь танцевать или нет?! — гаркнул Горлов, неожиданно появляясь у меня из-за спины. — Если нет, то я украду твою принцессу.

— Прошу меня простить, леди, — кивнул я Шарлотте и Анне и, подав руку Беатриче, увлек ее в калейдоскоп кружащихся по залу пар.

— Кайрен, не надо так шутить над ними, — прошептала Беатриче, когда мы оказались среди танцующих.

— Это почему же?

— Мы ведь… смеемся над ними.

— Конечно.

— Не надо. Они могут затаить на нас обиду, а это очень опасно.

Сама императрица на балу не присутствовала, но Горлов сказал мне, что это обычное дело. Ее приближенные говорили, что она занята, фрейлины утверждали, что она просто устала, а все остальные были уверены, что Екатерина увлечена новым любовником.

В зале я приметил госпожу Никановскую, танцевавшую с Шеттфилдом. Издалека она показалась еще более привлекательной, а вот лорд, наоборот, выглядел неважно.

Увидев меня, Никановская оставила Шеттфилда и направилась прямо ко мне.

— Вы глупец! — заявила она.

— А вы замечательная женщина.

— Знаю.

— Я хотел бы вас кое с кем познакомить, — сказал я посторонившись, чтобы она увидела Беатриче, стоявшую чуть позади меня.

— Познакомить? Я и так давно знаю Беатриче, равно как и то, что вы ее любите. И не надо на меня так смотреть. Чему тут удивляться? Если бы вы не влюбились в нее, то обязательно влюбились бы в меня. Я бы нашла способ заставить вас это сделать — хотя это было бы совершенно бесполезно, потому что вы уже не жилец на этом свете.

Она повернулась и пошла обратно к лорду Шеттфилду, а я сжал руку Беатриче. Появившийся из-за моего плеча Горлов шепнул мне на ухо:

— Какая потрясающая девушка твоя Беатриче! Мартина Ивановна просто глаз с нее не сводит. Если бы они обе были мужчинами, я бы не хотел схлестнуться с ними в драке.

— Я тоже… — начал было я, но тут краем глаза заметил еще одно знакомое лицо.

Княжна Мицкая, увидев нас, побледнела и, вскрикнув: «Беатриче!», лишилась чувств на руках у подруг.

В зале мгновенно воцарилась тишина, пока все растерянно переводили взгляд с Беатриче на сомлевшую княжну.

Я заметил, что Потемкин что-то шепчет на ухо Анне Шеттфилд с уверенным видом опытного

кукловода, который держит все нити в своих руках.

В этот момент кто-то коснулся моего плеча, и, обернувшись, я увидел Никановскую.

— Вам назначена аудиенция у императрицы, — сказала она.

— Да? Но когда?

— Сейчас. Идемте со мной.

Я неуверенно оглянулся на Беатриче, которая помогала привести в чувство княжну, и увидел, что Шарлотта что-то говорит ей. Решив, что она предупреждает Беатриче о том, что я отправился к императрице, я перевел взгляд на встревоженного Горлова.

— Я вызван на аудиенцию к императрице, — шепнул я ему и зашагал вслед за Никановской.

В дверях я обернулся и увидел, что Беатриче с полными слез глазами оглядывается по сторонам. Я остановился, намереваясь выяснить, в чем дело, но Никановская с неожиданной силой схватила меня за руку.

— Никаких опозданий, — предупредила она. — Императрица ждать не любит.

Я последовал за ней, и теперь знаю, что в тот момент был единственным человеком в России, который не понимал, что от меня требуется и куда меня ведут.

34

Я прохаживался по коридору, репетируя свою речь перед Екатериной.

— Ваше величество… — пытался я подобрать нужный тон. — Томас Джефферсон^[6] клялся перед Всевышним до конца своих дней бороться против тирании в любом ее проявлении. А если вспомнить, что Вольтер говорил…

Но все это были лишь слова.

— Вы красноречивый человек, — сказал мне когда-то Франклин.

— Никто не может быть более красноречивым, чем солдат, готовый отстаивать независимость родины, — ответил я тогда.

Это было прекрасно сказано, и тогда я искренне верил в свои слова, поэтому и взялся за это поручение. Но мне не часто доводилось разговаривать с сильными мира сего — с людьми, которые одним словом могли послать в бой целые армии или, напротив, удержать их.

Если я найду правильные слова, которые дойдут до сердца императрицы, то спасу многие тысячи жизней своих сограждан и, может быть, даже сохраню надежду на то, что моя страна обретет независимость…

Только бы найти правильные слова!

Никановская, оставившая меня в коридоре, вернулась и знаком пригласила следовать за ней. Но не успели мы сделать и нескольких шагов, как из бокового коридора появился Потемкин в сопровождении личной охраны.

— Итак, — улыбнулся он, — вы получили то, к чему стремились, — аудиенцию у императрицы…

Он наклонился ко мне и тихо сказал на ухо:

— Если императрица останется вами довольна, я дам вам все — богатство, власть, влияние. Но если она будет разочарована — вы умрете.