Любовь и чума
Шрифт:
В это время мимо него пролетел один из тех ярких светлячков, которых так много в жарких странах. За ним мелькнул другой, а потом они начали слетаться уже тысячами, сверкая точно звездочки в глубокой темноте.
Сиани невольно залюбовался этими красивыми созданиями, считая появление их в таком большом количестве добрым предзнаменованием. Эта мысль ободрила его больную душу.
«Если небо мне покровительствует, то с какой стати мне бояться людей?» — подумал он и пошел смело вслед за летящими светлячками, направлявшимися
Увидев это милое дорогое создание, Валериано прижал внезапно руку к сердцу, подавил крик восторга и сказал с упоением:
— Джиованна, дорогая моя, наконец-то я тебя вижу!
Девушка встрепенулась.
— Кто ты, пришедший с целью узнать мою тайну? — спросила она слабым и взволнованным голосом.
Сиани поспешил выступить из кустарника, впиваясь в нее взглядом.
— Это я, Валериано, — отвечал он ей шепотом. — Я тот, кому Бартоломео ди Понте запретил вход к себе! Меня привело желание узнать, помнишь ли ты меня, моя очаровательная, дорогая невеста?
— Как, я вижу тебя? — сказала она с чувством глубокого блаженства. — Я вижу человека, с которым моя мысль не расстается даже в то время, когда сон скрывает от меня действительность? И ты не позабыл меня? Не изменил обету твоей любви ко мне?
Сиани отвечал ей красноречивым взором.
— Но как же ты осмелился пробраться в этот сад? — продолжала она. — Ведь отец давно стал твоим злейшим врагом. Он тебя ненавидит и притом обвиняет тебя в своих несчастьях. Он сказал недавно, что предпочел бы видеть меня в могиле, чем женою посланника, обманутого льстивой речью Комнина... Наконец, и закон запрещает наш брак! Сама судьба, как видишь, против нашей любви! Нам следует расстаться и проститься навеки.
Рыдания заглушили слова молодой девушки.
— Один только Господь может мне запретить любить тебя, Джиованна, — ответил Валериано с пылким воодушевлением. — Я проклинаю мое происхождение, как преграду, стоящую между мною и тобой, я желал бы быть плебеем, чтобы повести тебя свободно к алтарю. Для тебя я хочу быть только Валериано, но никак не Сиани, потому что отец твой ненавидит Сиани. Я не откажусь от тебя и любви твоей, хотя бы мне пришлось покинуть с тобой родину и стать наемником греков или римлян.
Джиованна упивалась этими словами, словно райскими звуками.
— Скажи же, милый мой, как ты пришел сюда? — прошептала она, стараясь успокоить взволнованные чувства.
— Какая разница? Главное, что я здесь, и мы видим друг друга! Для любящего нет ничего невозможного.
— Но ты рискуешь жизнью, — заметила она.
— Я не боюсь ни шпаг, ни кинжалов, возлюбленная! Но я дрожу при мысли о разлуке с тобой, о твоем охлаждении! Я готов вынести все, покориться всему,
— Молчи! — перебила с улыбкой Джиованна. — Я не вправе терпеть, чтобы ты подвергался за меня унижениям. Оставь меня, Сиани! Я никогда не изменю тебе и буду вполне счастлива глубоким убеждением, что ты любишь меня! Тебя удивляет мое сопротивление желаниям отца, но не думай, однако, чтобы другой мог когда-нибудь...
Голос ее прервался.
— Сиани! Ненаглядный! — продолжала она, поборов свою слабость. — Мне нужна только вера в тебя и в твое чувство... Я в силах перенести испытания разлуки, но не снесу сомнения!
— А если отец вздумает в порыве слепой ненависти отдать тебя другому?..
— Я отвечу ему, что я не могу вырвать любви к тебе из сердца и выйти за другого! Но успокойся, милый, отец любит меня!
— Говори все, что хочешь, но я не разделяю твоего безотчетного доверия к нему!.. Где б я ни находился, как бы я ни был далек отсюда, я везде тебя вижу, везде слышу. Но я упрям и не способен отступить перед препятствиями, я борюсь с ними мужественно. Поклянись мне, Джиованна, что мы еще увидимся! Поклянись, что ты будешь моей женой перед Богом и людьми, несмотря на препятствия и на вражду отца твоего!
— Поверь мне, Валериано, я искренно желала бы, чтобы наша жизнь прошла так же, как прошел настоящий благословенный час... А между тем тебе нужно уйти немедленно. Поселись где-нибудь в окрестностях Венеции и проходи иногда мимо балкона дома, где я буду сидеть, поджидая тебя. Следуй за мной тогда, когда я пойду в церковь и встречайся со мной на прогулках по каналу... Я буду тогда думать, что между нами нет разлук и преград и помирюсь с судьбой и ее испытаниями!
Молодой человек обнял девушку и прикоснулся губами к ее чудным кудрям.
— Уходи же теперь поскорее, Валериано! — сказала она.
В это время в саду послышался звук цитры, и Джиованна встала торопливо со скамьи.
— Что это? — произнес удивленный Сиани. — Это как будто звук порвавшейся струны...
— Это дурное предзнаменование! — прошептала побледневшая девушка.
Песок захрустел под грузными шагами.
— Уходи, Валериано... скройся куда-нибудь! Этот звук — знак, поданный Беатриче!
Сиани нагнулся, прополз за чашу и скрылся под мастиковым деревом.
— Джиованна! — произнес нетерпеливый голос.
Девушка гордо выпрямилась.
— Это отец! — шепнули ее бледные губы.
К ней действительно приближались два человека.
— Что тебя побудило удалиться из залы? Тебя ищут повсюду... Ты одна или нет? — спросил Бартоломео.
— Одна, папа, — ответила девушка с очевидным смущением.
— Ты не слышала здесь чьих-нибудь шагов? Азан Иоаннис боится, как бы кто-нибудь из этих благородных и нахальных патрициев не позволил себе...