Любовь и доблесть
Шрифт:
Ампулки закончились, шприц был наполнен. Готовая сорваться капля висела на кончике иглы, словно росинка предутренней влаги на остром листе осоки. Сейчас Гриф уснет. Навсегда. И уж какая нежить привидится ему в наркотическом угаре...
Вагин скривил губы. Гриф получает то, что заслужил. Золото генеральских погон червонно от крови преданных. Чтобы стать генералом, мало умерщвлять врагов.
Нужно еще и вовремя освобождаться от друзей. У сильных мира сего друзей нет.
Власть ревнива и не терпит иных привязанностей.
Неожиданно Вагину стало легко. И даже смешно. Весь хрестоматийный «вопрос о власти» состоит лишь в том, кто предаст
Игла упруго вошла в вену, Гриф дернулся слегка, Вагин придержал его руку, а поршень толкнул снадобье, превращающее кровь из живительной, несущей кислород субстанции в смертельную отраву.
Вагин выдернул иглу и замер на сиденье. На него никто не подумает. Доктор допустил передозировку. Вот и все. Теперь вернуть чертов саквояж. Вагин вынул из бардачка пистолет с глушителем, спустился в подвал, попал в туннель. Снова подземный переход, винтовая лестница... Перед панелью, закрывающей дверь в кабинет, Вагин замер, прислушиваясь: все было тихо. Прошло минут десять, и охранники, оставленные перед двойными внешними дверями, еще не хватились...
Вагин вошел в кабинет, аккуратно поставил саквояж рядом со столом и двинулся в обратный путь.
Состояние его было странным. Голова пульсировала тупыми всполохами серого, и у Вагина возникло вдруг ощущение, что он бродит подземными коридорами уже не одно столетие, и выхода для него нет...
Тень метнулась у пола, Вагин вскинул пистолет и трижды спустил курок. Пули гулко ударились о стены, одна, попав рикошетом в металлическое перекрытие, взвизгнула, словно Живое существо... Вагин почувствовал, что взмок с головы до пят, но ощущение безвременья исчезло: сводчатый переход, чуть поодаль – дверь, там – выход... А это... Это была крыса. Крыса. Все реально. Все абсолютно реально.
Вагин вернулся к автомобилю. Осторожно, словно опасаясь быть ужаленным, коснулся руки Грифа. И почувствовал, как она мелко-мелко трепещет. Агония была едва различима, словно душа Грифа давно уже тяготилась и телом, и жизнью, и теперь, в мире наркотических грез, ей было покойнее и светлее.
Рука замерла. Вагин пощупал артерию: пульса не было. Сердце остановилось.
Странно, но Вагин не ощутил никакого облегчения. Напротив: он почувствовал вдруг полное свое сиротство; окружающая тьма словно надвинулась на него, сдавила обручем голову, Вагин сжался в комочек... Рыдания вырывались из раззявленного рта хриплым кашлем, но слез не было. Кое-как Вагин вставил в рот сигарету, неумело затянулся. Стало еще противнее, но горечь никотина притупила непривычное ощущение пустоты, близкой к отчаянию, сознание словно подернулось спасительным пеплом бесчувствия, а вместе с этим вдруг пришло новое ощущение – нет, не свободы, величия! Вагин увидел себя словно со стороны – могущественным, огромным и грозным, словно каменный истукан на площади, более полустолетия правивший не только этой несчастной страной, – полумиром!
Так продолжалось минуту, может, чуть больше. Вагин успокоился. Снова коснулся руки Грифа, но так, как тронул бы перила: рука оцепенела. Все шло своим чередом: Гриф больше не человек и даже не покойник. Это просто труп. А трупов Вагин совсем не опасался. Как не боялся каменных грифонов на доме безумного архитектора. Теперь хотелось думать о приятном. Приятное представлялось Вагину ворохом разбросанного девичьего белья и сплетенных тел нимфеток... Вагин хохотнул даже, облизал блеклые губы... Кто ему теперь указчик? Никто.
Пистолет с глушителем он положил на
Третий вызывает первого. Первый слушает третьего. Принцесса на базе. Без осложнений. Понял. Конец связи. Конец связи.
– Пятый вызывает первого.
– Первый слушает пятого.
– Магнат рассержен. Он посетил Грифа и отправился к Тигру.
– Насколько он рассержен ?
– Крайне. Но головы не потерял.
– Мне не нужно, чтобы он терял голову. Мне нужно, чтобы он потерял рассудок. Начисто. Вы поняли, пятый?
– Так точно.
– Проводите резервный вариант.
– Есть.
Глава 39
Над крыльцом приемного покоя, ветхого бревенчатого здания, похожего на барак, едва-едва светила прикрытая засиженным мухами колпаком тусклая лампочка; над крыльцом красовалась вылинявшая табличка с названием больницы. Даша попробовала прочитать и с ужасом поняла, что не понимает смысла прочитанного.
– Добро пожаловать в приют скорби, – услышала девушка.
Доктор Вик отпустил ее руку, подтолкнул вперед. Даша постаралась сосредоточиться. Облупившиеся, истертые ступеньки, по половице прямо перед дверью жук какой-то черный ползет, Даша даже напряглась, чтобы переступить через него. Открыла дверь, на нее пахнуло запахом несвежего белья, неуюта, какого-то лекарства. Но более всего – запахом сырости и прели. То ли здание осенью и зимой совсем не топилось, то ли вода застоялась под старым фундаментом, а этот запах пропитывал все вокруг и делал окружающее – истертый стол, длинный шкаф с прикрепленной на дверце металлической биркой, клеенчатые сальные стулья – совсем не декорацией, а самым настоящим приютом нищеты, привычной тоски, телесной ущербности и умственного убожества.
Сидящая за столом бабка, толстая, с изрытым оспинами лицом, в засаленном коричневом байковом халате, близоруко прищурила маленькие глазки:
– Это че, Ильич, еще одна?
– Да.
– Тож детдомовская?
– Тоже. Запиши в журнал: Дарья Иванова, пятнадцать лет.
– Из Колывановского?
– Да.
– Чего ж их не вместях привезли?
– Эту искать пришлось.
– Пряталась?
– Угу.
– И везут, и везут... Совсем ополоумели... Сами должны справляться! Добро бы действительно убогих отправляли, а то – девки нонче бойкие, возиться с ними воспитателям недосуг и неохота, вот и направляют к нам... А почто зарплату получают тогда? За сидение? Их бы, шалав этих, выпороть другой, они б шелковые сделались, дак нет – к нам шлют все бедовых, – бормотала бабка, обхватив ручку четырьмя пальцами и медленно выводя неподатливые буковки в книгу регистрации. – Ниче, от нас тихоней выпишется, баловаться отучим. И те, пока у меня дожидались – стихли. Их Галевский Игорь повел, Студент который. Вызвать его?
– Сам отведу.
– А Гнутый сегодня подменным?
– Вроде того. В восьмое пошел.
– Хорошо ему. В восьмом шизоиды одни, там тихо, отоспится, – завистливо вздохнула бабка. – А Студента ты, Ильич, еще догонишь, ходит он не шибко.
Халаты я на девок ему выдала, а бельишко чистое у них с собой, хоть здеся скупердяи детдомовские не поскупились, выдали новехонькое. И повезло девкам, завтрева банный, котельщики уже топют, вода горячая. Никого сегодня больше не будет?
– Если не психанет кто с перепоя.