Любовь и другие иностранные слова
Шрифт:
– Опять в яблочко.
– А как зовут ее нового приятеля? – спрашивает тетя Пэт.
– Джофф через «е», с тремя «ф» и немой «п». Пджеффф.
– Ну что ж, я надеюсь, что Джофф-через-е любит самые разные овощи, – говорит она.
– Вот сегодня и узнаем.
Когда тетя Пэт поворачивается к двери, я останавливаю ее вопросом:
– А вы знаете, что тут нитка распускается?
– Покажи, – она подходит поближе, и я указываю пальцем. – А, да, вижу. Просто дерни посильней.
Стью
– Я так и сказал.
– Не могу. А что, если она просто станет длиннее? А что, если ткань сморщится? А если все порвется…
– Вот, смотри, – тетя Пэт протягивает через меня руку и резко выдергивает нитку. Я вздрагиваю. – И никаких проблем, – она одаривает меня мимолетной улыбкой и покидает комнату.
Я смотрю на свои часы. Почти половина шестого.
– Мне пора. – Я спрыгиваю с кровати, неудачно приземляюсь на ногу и валюсь на пол.
Стью со злорадной ухмылкой играет начало Пятой симфонии Бетховена:
Та-та-та-таааааам!
– Деннис ДеЯнг помог бы мне подняться, – сообщаю я, поднимаясь на ноги и поправляя очки. Пострадала лишь моя гордость.
– Стю Вейгмейкер считает, что ты растяпа.
– Ах да. – Я останавливаюсь в дверях. – Сегодня Джен Ауэрбах сказала мне, что ты ей вроде бы нравишься.
– Она не уверена?
Я пожимаю плечами:
– В настоящий момент ей многие нравятся. Но вообще это неважно, потому что я сказала держаться от тебя подальше.
– В самом деле? И почему же?
– Если не считать того факта, что ты сейчас встречаешься с Сарой Селман?
– Да, не считая этого.
– Я сказала ей, что для серьезных отношений ты не подходишь.
– Неправда, подхожу.
– Неа.
– Неправда, – выговаривает он по слогам. – Подхожу.
– Не подходишь! – кричит Софи из своей комнаты.
– Вот видишь.
– Вы обе ошибаетесь, – говорит он и небрежно берет еще пару аккордов.
– Сара у тебя уже третья в этом календарном году. А ведь на дворе еще только март.
– Сегодня уже двадцать пятое, – протестует он. – Как-никак последний вторник месяца.
– И все же март пока не закончился. Получается по подружке в месяц. – Я показываю ему для убедительности три пальца. – Что тут еще скажешь.
– Ничего не говори. Потому что ты не права, и я не хочу быть свидетелем твоего позора.
– Я права, – говорю я.
И Софи подтверждает мои слова:
– Она права!
– Мне пора.
Я кричу Софи «пока» и останавливаюсь на кухне, чтобы погладить Мозеса, восьмикилограммового кота, что живет у Вейгмейкеров. Он едва терпит мои прикосновения: на прошлой неделе я наступила ему на хвост. Дважды.
Софи тоже из тех, с которыми серьезных отношений не построишь. У них с братом одинаковые светлые волосы, симметричные лица и приятные улыбки. Стью пишет музыку.
Никто бы не обвинил Софи в том, что она слишком много думает, и я – закоренелый (неисправимый, как говорит папа) любитель все обдумать по сто раз – восхищаюсь этим ее качеством. Понятия не имею, как у нее получается. Меня это просто завораживает.
Тетя Пэт говорит, что они со Стью ссорятся, потому что у них такая маленькая разница в возрасте – тринадцать месяцев. Стью шестнадцать, а Софи пятнадцать. Она на три месяца старше меня, хотя я опережаю ее на один класс. Я пропустила второй и теперь учусь в выпускном вместе со Стью.
По мнению тети Пэт, они помирятся, когда Стью исполнится тридцать, а Софи двадцать девять, у них будут свои семьи и работа и жить они будут в разных штатах.
Родители купили дом напротив Вейгмейкеров почти двадцать два года назад, и с тех самых пор Кейт и наша старшая сестра Мэгги называли их тетя Пэт и дядя Кен.
По этой причине все в школе думают, что мы со Стью и Софи двоюродные. Мы не против. Легче согласиться со слухами, чем объяснять тонкости столь близких отношений между людьми, которые не являются членами одной семьи, хотя и должны бы.
Я выхожу от Вейгмейкеров и иду на другую сторону улицы. Сегодня влажно и холодно: типичная погода для позднего марта. Моросит. Я возвращаюсь мыслями к дилемме, которая погнала меня прочь из комнаты Софи, где я слушала, завороженная энтузиазмом рассказчицы, повесть о последнем ее расставании; в частности, она упомянула «этого сыролюбивого крысеныша». Именно эта фраза привлекла меня в комнату Стью, где я попыталась придумать формулу, которую он назвал невозможной. Но он ведь не прав. Должен быть – обязательно должен быть! – способ определить раз и навсегда, успела ли я за пятнадцать целых и четыре десятых года съесть целую крысу.
Глава 2
Я могу узнать средний размер крысы. Это просто. Но я не могу определить частоту, с которой эти грызуны падают в чаны на мясоперерабатывающих заводах, а также я не знаю, сколько раз мне приходилось есть фарш с крысятиной или как часто мама покупала определенные сорта фарша в определенных магазинах. И все это основывалось на предположении, что крысы таки падают в мясорубки и затем оказываются в хот-догах и гамбургерах, которые мне приходилось есть. Похоже, Стью все же прав. В этом уравнении слишком много переменных, и мне придется и дальше жить в неведении. Или догадываться.