Любовь и картошка
Шрифт:
— Скажите прямо, я вам нравлюсь? — спросила Вера так, словно читала стихи.
— Ого! — вырвалось у Сережи.
— Позвольте с вами познакомиться,— галантно предложил Григорий Иванович.
— Плечо не тянет?.. Левое? — осведомилась Сережина бабушка.
— Немножко тянет,— призналась Вера.— Вы сидите, я сейчас фартук надену и все подам.
Вера быстро накрыла на стол, вопросительно взглянула на Григория Ивановича и принесла синий вместительный графин и синие пузатые чарки.
Дед Матвей выпил, крякнул, отломил не спеша кусочек
— Расчет простой. С тонны — сорок тонн. Это на земле не валяется.
— Так ведь вы говорите — валяется,— улыбнулся Григорий Иванович.
— Ленивый и денег не подберет. А нам бы оно...
Речь шла об аммиачной селитре. Сережа помнил и формулу— NH4NO3.Отличное удобрение. Считается, что тонна селитры дает прибавку урожая картофеля в сорок тонн. Но очень легко отсыревает и тогда слеживается в каменный пласт. На маленькой железнодорожной станции у села Гута железнодорожники раскопали такой пласт селитры, залежавшейся там еще чуть ли не с довоенного времени. Вроде клада. Всеми забытого. Никому не принадлежавшего. И предлагали продать.
— Не знаю,— сказал Григорий Иванович.— Давайте обсудим это на правлении.
— Какое правление,— даже застонал Матвей Петрович.— Железнодорожники это тайно хотят.
— Тайно? — удивился Григорий Иванович.— Из полы в полу? Это все равно что тайно пароход купить.
После ужина Сережа ушел в свою комнату и раскрыл в первом попавшемся месте «Трех мушкетеров». Время тянулось невероятно медленно. Каждые несколько минут он поглядывал на часы. Около одиннадцати к нему в комнату вошла бабушка.
— Сережа, ты зачем электричество жжешь? Почему спать не ложишься?
— Уроки.
— Ты же говорил, сделал? — Она посмотрела на книгу.— Вам уже «Мушкетеров» на дом задают?.. Молока выпьешь?
— Нет. Сядь, баб.
— Некогда мне рассиживаться, — ворчливо ответила Галина Федоровна и тут же села на Сережину кровать.
— Баб,— обернулся к ней Сережа,— ты Слесаренко любишь?
— Какого Слесаренко?
— Кладовщика.
— Что мне его любить? Жених он мне?
— Не любишь. Говорила, он скользкий, как вьюн.
— Когда это я говорила?
— По телефону.
— Ну, может, и говорила. Мало ль чеголюди по телефону говорят. А к чему тебе Слесаренко?
— Да так, — уклонился от ответа Сережа.
Секундная стрелка двигалась по циферблату так медленно, как минутная, а минутная — как часовая. Без двадцати двенадцать Сережа не выдержал, открыл окно — петли у него были заранее смазаны солидолом, открывалось оно совсем бесшумно — и выбрался наружу. Луна мчалась по небу, как искусственный спутник, кругленький, поблескивающий металлом спутник с потерянными в клочьях облаков иглами антенн. Ветер дул порывами, срывая листья с возмущенно лопотавших тополей.
Олег и Ромась уже ждали Сережу у своего дома. Они тоже вышли заранее. И тут же из темноты с разных сторон
— Пошли! — шепотом скомандовал Сережа.
Они остановились сначала у школы. Сережа обогнул здание, за которым находился небольшой дом директора Анны Васильевны. Наташи возле дома не было. Сережа подобрал горсть песка, швырнул в крайнее слева окно. Окно распахнулось. Наташа выбралась на улицу.
— Чуть не проспала,— сказала она.
Возле калитки во двор председателя колхоза, как они договорились об этом с Васей заранее, к четвертой штакетине была привязана нитка. Сережа осторожно потянул за нее.
— Дергай сильнее,— предложил Олег.
— Не могу, нитка порвется.
Сережа все-таки дернул сильнее, и нитка в самом деле порвалась.
— Я свистну,— сказал Ромась.
— Я тебе свистну, — схватил его за руку Олег, потому что Ромась уже засунул в рот пальцы.— Председатель проснется.
Они решили, что обойдутся без Васи, и пошли дальше вдоль дворов, под деревьями, в тени, но возле усадьбы кладовщика их догнал Вася.
— Вы мне чуть палец на ноге не оторвали, — сердился он.— Я еле выбрался. Дед не спал. Что-то там писал или читал.
Слесаренко работал в колхозе только второй год, но обосновался он тут прочно. Построил двухэтажный каменный дом на восемь комнат, гараж, теплицу под стеклом, где выращивал ранние помидоры, вместо деревьев густо посадил кусты малины и смородины. Считается, что это выгодней.
В усадьбе кладовщика по натянутой толстой проволоке носилась вдоль забора здоровенная овчарка. Она лаяла и рычала на ребят, стоявших по другую сторону высокого сплошного забора.
— Давай, Ромась! — шепотом приказал Сережа. Вася и Олег подсадили Ромася на забор.
— Здоров, Индус,— дружелюбно поздоровался Ромась. Индус умолк и завилял, повизгивая, хвостом. Ромась спрыгнул с забора и подошел к собаке.
— Дай лапу. (Индус послушно дал лапу.) А знал бы ты, что я тебе принес...— Ромась отломил кусок колбасы, дал собаке, откусил сам от оставшегося куска и, прожевывая колбасу, открыл калитку.— Разрешите доложить: охрана ликвидирована без единого выстрела!
Ребята проскочили во двор.
— Что, Индус, продал честь и совесть за кусок колбасы? — спросил Сережа, проходя мимо собаки. Индус его словно понял и недовольно зарычал. Ромась бросил Индусу еще кусок колбасы.— По агентурным данным — под крыльцом,— шепотом указал Сережа.
— Четыре ящика,— ревниво добавил Ромась. «Агентурные данные» принадлежали ему.
— Давайте,— сказал Сережа.— Только тихо.
Они пробрались к крыльцу, залезли в по-хозяйски устроенный под крыльцом небольшой сарайчик и выволокли наружу ящики с яблоками. Затем так же тихо поднесли их к тополю у забора. Ромась и Индус по-прежнему уплетали колбасу.
— Бери Ромася,— сказал Сережа Олегу,— и дуй наверх. Вы вдвоем вяжете, а мы подаем.
— А я? — обиженно спросила Наташа.
— Ты — наблюдатель.