Любовь и картошка
Шрифт:
— Это правильно,— поддержал Ина Сережа.— В это и я верю.
Глава тринадцатая
НЕОБИТАЕМЫЙ ОСТРОВ
Сережа знал, что на заседаниях правления колхоза, да и не только на заседаниях, люди спорили, доказывая свое, и при этом обижали друг друга. Но споры эти и обиды не были личными. Они касались общего дела. И поэтому, будто бы в конец рассорившись на заседании, эти люди друг к другу относились по-прежнему, так же вместе работали и даже дружили, ходили в гости, помогали
«И все это потому,— сбивчиво, как бы толчками, думал Сережа,— что Павел Михайлович собирается уходить... И что Алла Кондратьевна хочет на его место... А если она будет на его месте, то батя уйдет... Работать он с ней не будет... И тут еще Щербатиху посадили... А я возил к ней картошку... И когда батя об этом узнает... Ой, как плохо будет, когда батя об этом узнает!..»
Григорий Иванович заговорил мягче, проникновеннее:
— Павел Михайлович! Я понимаю, что разговор этот здесь не ко времени. Но поймите и вы. Так нельзя. Вы б хотели, чтоб у нас все было тихо, чтоб вам на опытное хозяйство в институт можно было спокойно уйти. Но ведь не получается... Нельзя вам сейчас уходить. Что-то у нас неладно. Хозяйство как-то скособочилось. Вы говорите — дети... Так ведь от того, как мы сейчас хозяйствуем, зависит, какими они потом людьми станут.
Генерал Кузнецов слушал Григория Ивановича с видимым одобрением.
— Это верно,— вдруг сказал он.— Ведь система хозяйства — это и нравственная система.
Сережа удивился. Он вспомнил, что именно так, даже очень похожими словами говорил о хозяйстве когда-то Виктор Матвеевич. Он говорил о капиталистическом обществе, что оно хуже нашего не потому, что там люди плохие. Плохих людей еще достаточно и у нас. А потому, что там неправильная, противоестественная система хозяйства. И она-то неизбежно заставляет людей поступать в целом хуже, чем, возможно, каждому хотелось бы поступать в отдельности.
— Смотрите, куда нас повело, — продолжал Григорий Иванович.— Когда мы перспективный план принимали, это ведь вы настояли комплекс включить. И правильно. И коммунисты вас поддержали. Так где же он?..
Сережа, да и не только Сережа — любой школьник-старшеклассник села Бульбы ясно представлял себе этот будущий свиноводческий комплекс. Огромные цехи, в которых находятся одновременно сто восемь тысяч свиней. На окнах цехов опущены шторы, полутьма. Свиньи спят.
Вдруг вспыхнул яркий электрический свет. Приученные к нему свиньи сразу проснулись, вскочили на ноги. Обед. У свиней нет завтраков или ужинов. Только обеды. Ровно через каждые четыре часа. Днем и ночью.
По трубопроводам с комбикормового завода поступает заранее подготовленный корм, смешанный с витаминными добавками. Во время кормления свинарки, теперь их называют операторами, ходят вдоль рядов, смотрят за тем, как едят свиньи, хороший ли у них аппетит, не заболела ли какая-нибудь свинья.
Через чугунные решетки пола навоз сразу попадает на линию удаления, время от времени сильная струя воды автоматически сгоняет навоз в жижеотстойник. Автоматически проветриваются
А вот еще один цех, похожий на огромную теплицу со стеклянной крышей, с белыми кафельными стенами. Тут выращивают хлореллу. Эту одноклеточную водоросль простым глазом не увидишь, разве что под микроскопом, но вода от нее становится густо-зеленой. В будущем хлореллой собираются обеспечивать межпланетные космические корабли. Она имеет очень высокую питательность, и недаром экономные японцы добавляют порошок хлореллы в тесто, в конфеты и в другую еду. А здесь на комплексе хлореллу будут добавлять в свиной корм. Это увеличит на пятнадцать процентов привес у свиней.
Вокруг бассейнов, в которых разводится хлорелла, настоящая оранжерея — цветы, редкие растения. И в других цехах много цветов. В вестибюлях клетки с птицами, аквариумы с редкими рыбами. На работу на комбинат человек приходит в своей обычной одежде и получает одежду рабочую — выстиранную, выглаженную, стерильную, чтоб не занести никакой заразы в цехи, где откармливаются свиньи.
Все, что представил себе Сережа, вовсе не было его фантазией. Такие комплексы уже существовали в действительности. Ив Ильиногорском районе Горьковской области, и в Новоусманском районе Воронежской области, и в Каменец-Подольском районе Хмельницкой области, и под Киевом. А скоро будет и в селе Бульбы.
— Вместо комплекса свиноводческого мы цветочки пластмассовые развели,— горько улыбнулся Григорий Иванович.— Кирпичом по области торгуем, цемент на железо меняем, железо — на полиэтилен. Когда б это в другом колхозе, то всех бы просто разогнали. А тут вашим авторитетом и славой вашей прикрываются...
— Хватит, Гриша,— оборвал его председатель.— Об этом мы еще поговорим. Нам еще серьезные разговоры предстоят.
— Поговорим,— неохотно согласился Григорий Иванович.
— Говорить у нас много мастаков.— Алла Кондратьевна иронически подняла брови.— С тех пор, как ввели обязательное среднее, хоть выдавай каждому выпускнику школы аттестат ораторской зрелости. Только кому-то и работать надо.
Григорий Иванович был готов уже снова вступить в спор, но Анна Васильевна взяла в руки хрустальный бокал и, рассматривая его, спросила:
— Алла Кондратьевна, где вы такие бокалы достали?
Ей уже давно хотелось прекратить этот неприятный и трудный разговор.
— Нравятся? Я за ними в Киеве, в универмаге на Крещатике, чуть не два часа простояла. В очереди. Себе взяла, Грише и сюда.— Она пожала плечами, будто сама себе удивляясь.— Только у этого бюрократа, а также демагога все эти бокалы уже раскокали.
Алла Кондратьевна подошла к костру, взяла металлический прут и сквозь пепел постукала им по запеченной в глине цесарке.
— Послушай, Наташа, — позвала она и снова постучала.— Пока звук глухой, цесарка еще не готова. Но скоро будет. Главное — не прозевать момент.
Обращаясь к генералу Кузнецову, Анна Васильевна раздумчиво сказала:
— Саша у нее в первом классе, Миша во втором, Петя в третьем...
— У кого, Анна? — осторожно спросил генерал Кузнецов.
Анна Васильевна говорила так, словно она уже вспоминала об этих детях, но генерал Кузнецов совершенно точно помнил, что слышит о них впервые.