Любовь и мороженое
Шрифт:
– Я буду ждать. Как в Италии прощаются? Чу? Чоу?
– Понятия не имею.
– Врушка. Это же ты всегда мечтала путешествовать по свету.
– И привет, и пока будет «чао».
– Так и знала! Чао, Лина.
– Чао.
Звонок прервался, и я отложила телефон. В горле появился ком. Я уже соскучилась по Эдди.
– Лина?
Говард! Я чуть не свалилась со стула.
Я вскочила, подбежала к двери и приоткрыла ее на пару дюймов. В коридоре стоял Говард, он держал в руках стопку белых полотенец, похожих на свадебный торт.
– Я тебе не помешал? – быстро спросил он. – Просто вспомнил, что забыл отдать тебе вот это.
Его лицо было пресным, как взбитые сливки. Очевидно, родственные связи ничего не значат. Я даже не могу понять, о чем он думает, подслушал мой разговор с Эдди или нет.
Поколебавшись немного, я открыла дверь пошире и забрала полотенца.
– Спасибо. А, и вот твой мобильный. – Я взяла телефон со стола и отдала Говарду.
– Ну… Что скажешь?
Я зарделась:
– О чем?
– Как тебе комната?
– А! Она чудесная. Очень симпатичная.
По лицу Говарда расползлась широкая улыбка, и он вздохнул с облегчением. Это была его первая искренняя улыбка, которую я увидела, и с ней он выглядел на сотню фунтов легче. А еще она была немного кривоватой.
– Отлично. – Говард прислонился к косяку. – У меня не такой уж хороший вкус, но я хотел, чтобы тебе понравилось. Друг помог мне покрасить стол и комод, а с Соней мы нашли зеркало на барахолке.
Тьфу, теперь я представляю, как он бродит по Италии в поисках того, что должно мне понравиться. Откуда такая внезапная забота? Он мне даже открыток на дни рождения не присылал.
– Вовсе не обязательно было так напрягаться.
– Мне было несложно, правда.
Он снова улыбнулся, и повисла длинная неловкая пауза. Весь вечер я не могла отделаться от впечатления, что пришла на свидание вслепую к человеку, с которым у нас нет ничего общего. Нет, даже хуже. У нас есть кое-что общее. Но мы о нем не говорим. Когда мы поговорим об этом?
Надеюсь, что никогда.
Говард слегка наклонил голову и сказал:
– Ну, спокойной ночи, Лина.
– Спокойной.
Он пошел вдоль по коридору, и его шаги постепенно стихли. Я снова заперлась. Наконец сказались девятнадцать часов непрерывного путешествия: голову поразила яростная боль. Пора ложиться.
Я бросила полотенца на комод, скинула обувь и плюхнулась на кровать. Декоративные подушки разлетелись во все стороны. Наконец-то! Постель мягкая, а у белья потрясающий аромат – такой же, как у того, что мама развешивала после стирки. Я забралась под одеяло и выключила
Снизу раздался громкий смех. Музыка все еще гремела. Кто знает, может, они моют посуду или играют в крокет? Какая разница! После всех этих перелетов я засну под любой шум.
Я уже почти утонула в сумрачном мире снов, как вдруг меня разбудил голос Говарда:
– Она очень тихая.
Я распахнула глаза.
– И неудивительно, учитывая обстоятельства, – донесся с улицы ответ Сони.
Я замерла. Очевидно, Говард не догадывается, что звуки влетают в открытые окна. Он понизил голос:
– Это понятно. Просто я удивился. Хедли была такой…
– Веселой? Да. Но кто знает? Для меня не будет неожиданностью узнать, что в ней есть та же изюминка, что и в матери.
– Изюминка? – засмеялся Говард. – Интересное определение.
– Дай ей время.
– Конечно. И еще раз спасибо за ужин. Было очень вкусно.
– Не за что. Я завтра утром поеду развешивать объявления в туристическом центре. Ты будешь в офисе?
– Не все время. Хочу уйти пораньше, чтобы свозить Лину в город.
– Хорошо. Спокойной ночи, босс.
Под ногами Сони захрустела покрытая гравием дорожка, и вскоре я услышала, как открывается и закрывается входная дверь.
Я зажмурилась, но в крови у меня словно пенилась газировка. Чего он ожидал? Что я буду на седьмом небе от счастья от того, что перееду к незнакомцу? Что меня обрадует перспектива жить на кладбище? Ни для кого не секрет, что я не хотела лететь в Италию. Я согласилась, только когда бабушка достала козырь: «Ты обещала маме».
И зачем он назвал меня «тихой»? Я ненавижу, когда меня так называют. Все видят в этом мой недостаток. Как будто, если я не раскрываюсь перед ними в первую же секунду знакомства, я – неприветливая или заносчивая. А вот мама меня понимала. «Ты долго оттаиваешь, но стоит тебе загореться, как ты освещаешь всю комнату».
На глаза набежали слезы, и я уткнулась лицом в подушку. Прошло уже полгода, и теперь я могу часами притворяться, что я в порядке. Но меня ненадолго хватает. Оказывается, реальность так же тяжела и жестока, как тот пожарный гидрант, в который мы врезались с Эдди.
И мне придется прожить всю оставшуюся жизнь без нее. Придется.
Глава третья
– Смотри, открытое окно. Наверняка там кто-то есть.
Голос раздался у меня под самым ухом, и я резко села в кровати. Где я? А. Точно. На кладбище. Только теперь оно залито солнечным светом, и моя комната нагрелась градусов до девятисот, плюс-минус сотня.
– Разве здесь не должны стоять указатели? – Голос был женский и острый, как соус барбекю.