Любовь и ненависть

Вильденштейн Оливия

Я боялась того, что принесут нам следующие несколько часов.

Я боялась, что всё может измениться.

В какой-то момент я задремала, но кошмарный сон заставил меня подскочить с резким вздохом.

Тяжёлая рука Августа прижала меня к тёплому матрасу. Когда я вздрогнула, он притянул меня ближе и прошептал:

— Ты в безопасности, Ямочки.

Ямочки… Я больше не возражала, когда он называл меня своим любимым прозвищем. Возможно, это было из-за того, каким манящим голосом он произнёс это слово, а, может

быть, из-за того, что я больше не сомневалась в том, как сильно он желал меня.

Я повернулась в его объятиях.

— Мне надо вставать. Мне нужна одежда. И моя машина.

Август убрал прядь волос с моего лба.

— Твой фургон тоже у моего дома.

Чёрт.

— Как насчёт того, чтобы расслабиться, пока я не пригоню одну из наших машин.

— Расслабиться? — я фыркнула.

Он шлепнул меня по кончику носа.

— Эй, — упрекнула я его.

Улыбаясь, он поцеловал то место, по которому шлепнул меня.

— Ты фыркнула.

— Ты только что предложил мне расслабиться.

Желая успокоить меня, он сказал:

— Скоро всё закончится.

Эти слова не помогли мне успокоиться. Скорее наоборот. Они заставили мой желудок сжаться от ещё большего волнения; и заставили моё сердце заболеть ещё сильнее.

— Нам, правда, пора, — сказала я, выскользнув из-под его руки, после чего слезла с кровати и спустилась по лестнице. — Могу я одолжить твои боксеры? Я чувствую себя немного голой.

Он медленно спустился по лестнице, каждый мускул на его спине соблазнительно перекатывался. За последние две с половиной недели я набрала мышечную массу, но мне было далеко до Августа. Не то чтобы я хотела такое же тело. Ну, то есть хотела, но не так… Мои мысли опять уплыли в другую сторону.

Я надела боксеры под футболку, которая висела на моём теле, как палатка, затем взяла свой телефон и сумку, а он надел свою рабочую одежду и кофту серовато-жёлтого цвета, которая облегала верхнюю часть его тела.

Он наклонился и поцеловал меня. Я насладилась этим сладостным мгновением, чувствуя, что как только я выйду за дверь дома Августа, этот день больше не сможет принести нам никакой сладости.

Он вызвал такси, которое отвезло нас обратно к моему дому. Когда такси затормозило на моей потрескавшейся подъездной дорожке, я подумала о том, что мне нужно отремонтировать её, но потом я перестала думать об асфальте и замерла. Должно быть, я ахнула, потому что Август оторвал взгляд от пачки наличных, которую достал из кармана, чтобы заплатить за нашу поездку. Он проследил за моим взглядом, и его челюсть напряглась, когда он увидел то, на что я смотрела.

— Ого. Дикая вечеринка? — спросил таксист.

Сунув купюру в руку водителю, Август распахнул дверь ногой и вышел.

— Да, — хрипло ответил он.

Когда я всё ещё не двигалась, он наклонился, разжал пальцы, которые я сжала в крепкий кулак, и вытащил меня из машины. Я споткнулась, потому что мои суставы затвердели так же сильно, как и костяшки

моих пальцев.

Прошлой ночью, в спешке, мы оставили входную дверь широко раскрытой, и кто-то — судя по всему, это был не один человек — проник внутрь.

Гнев вспыхнул во мне. Я вырвала руку из руки Августа и вошла в дом. Меня атаковали запахи — сладкий запах металла, пыль с примесью гари, кислая моча. Белые стены были вымазаны кровью — судя по суглинистому запаху, оленьей кровью — и едким чёрным пеплом. Лужи жёлтой мочи блестели на полиэтилене, а на плинтусах, которые Август так старательно покрасил, виднелись коричневые пятна.

Это была расплата за смерть Эйдана. Ручейные, должно быть, видели, как мой дядя работал в доме, и предположили, что этот дом принадлежит ему и Люси.

— Я убью того, кто это сделал, — прошептала я.

Я пошла по коридору, чтобы осмотреть масштабы разрушений, но Август схватил меня за руку и удержал.

— Поехали.

— Я хочу увидеть…

— Ты увидела достаточно. Пойдём.

Когда я не двинулась с места, он добавил:

— Сейчас же.

Стиснув зубы, я развернулась и вышла из своего вонючего королевства.

Как. Они. Посмели.

— Я поеду за тобой на своём…

Он замер у кузова пикапа.

В кузов были свалены две выпотрошенные туши оленя, окружённые ореолом чёрных мух. Поток бранных слов, которые заставили бы переполниться банку для ругательств его матери, вырвался у него изо рта. Он открыл дверцу кузова, затем схватился за копыта одного из существ и с силой дёрнул. Животное приземлилось на траву с ужасным глухим стуком. Когда он вытащил вторую тушу, я заглянула в окна его машины.

— Август! — ахнула я.

Что-то вязкое стекало по спинке кресла и капало на сиденье, покрытое внутренностями животных.

Его глаза приобрели убийственный чёрный оттенок.

— Проверь свою машину, — сказал он, его голос был таким же резким, как тот нож, который Эйдан подставил вчера к моему горлу.

Я бросилась к своему серебристому внедорожнику. К счастью, все двери были заперты, и вандалы не разбили ни одного окна, но они поцарапали когтями серебряную краску, оставив повсюду борозды.

— Грёбанные ручейные, — прорычал Август у меня за спиной.

Какое-то мгновение мы смотрели на разрушения, а затем он схватил мой брелок с пальмой и открыл для меня пассажирскую дверь.

Он ничего не говорил, пока с огромной скоростью ехал по тихим улицам Боулдера к моей квартире. Страх, что она тоже была обезображена, заставил меня изо всех сил вцепиться в ручку двери.

Переступив порог квартиры, я выдохнула воздух, который задерживала в лёгких с тех пор, как покинула свой дом. Август подошёл к раковине, намылил руки средством для мытья посуды, и тёр их до тех пор, пока кожа не стала розовой. Почти через минуту он выключил воду и схватил полотенце для посуды, висевшее на ручке духовки.