Любовь и ненависть

Байрашная Анна Сергеевна

теплотой и уютом, горячим чаем из чабреца, приготовленного

знахарем. Дровяная печь, стоявшая посередине комнаты, обогре—

вала весь дом, в котором было всего две комнаты. Савашь уве—

ренно шел на поправку, он даже стал самостоятельно переме—

щаться по комнатам. Господин Чинар принял его как сына.

Ведь его собственный сын пропал. Девушка, которую он любил

когда—то больше всего на свете, отдала их сына, тем самым унич—

тожив душу этого человека. Знахарь

почувствовал в этом парне

что—то родное и привязался к нему. Рана Саваша стала поти—

хоньку затягиваться. Но душевная рана до сих пор ныла и кро—

воточила. Бывали такие моменты, когда он хотел покончить

с собой. Его спасало то, что старик вовремя возвращался домой.

Вот и сегодня господин Чинар отправился за веточками одного

кустарника. Это растение было нужно для настойки, которая

укрепляет мышцы в теле. В тот момент Савашь еще спал глубо—

ким сном. Из—за травяного отвара он проводил во сне много

времени. Когда он спал, ему снился странный сон. Словно бы он

стоял на берегу моря, пытаясь крикнуть, но себя он даже не

слышал. Савашь видел корабль, который уплывал в открытое море,

там был ужасный шторм. В море образовалась воронка,

которая вбирала в себя все, что было вокруг нее. Он увидел, что

на борту этого судна стояла я. Я была одета в белоснежное

платье. Савашь попытался закричать, но у него ничего не полу—

чалось. Его душа погружалась в пучину этого бескрайнего моря.

Он смотрел на то, как корабль затягивает темная пучина моря.

Я стояла и смотрела за борт. Неожиданно сзади ко мне подошел

Вурал. Мужчина обнял меня, я стала отбиваться, но вдруг при—

жалась к нему еще сильнее. Савашь оцепенел и смотрел, как его

любимая с этим подонком погрузилась в пучину моря. Корабль

затянуло в воронку и разрушило.

Савашь в ту же секунду открыл глаза и проснулся в холод—

ном поту. Он никак не мог понять смысл этого сна, тихонечко

встал с кровати и направился в ванную. Зайдя в нее, парень

подошел к старому зеркалу и взглянул на свое отражение.

У него выросла борода, волосы на голове тоже стали длиннее.

Теперь его и родная мать не узнала бы, да и он сам себя не узнал

бы. Савашь стоял и думал про себя: «Зачем я только приехал

к тебе в тот день? Из—за тебя погибла вся моя семья. Однако от

любви до ненависти один шаг. Ты сделала свой выбор. А теперь

моя очередь, и я выбираю ненависть. Ненависть к тем, кто пови—

нен в смерти родных мне людей. Всех без исключения».

Сегодня в особняке было очень мрачно и шумно. Утром

люди из клана

Устюнов узнали ужасную новость, что глава

клана, Охмет Усттон, скончался. Сотни человек съехались в особ—

няк для того, чтобы выразить свои соболезнования, для того,

чтобы лично проводить господина Охмета в последний путь.

Крики и плач доносились ко мне в комнату. От сильного

шума по моему телу пробежали мурашки. На глаза наворачива—

лись слезы, мне было жаль всех этих людей. Ведь десять тысяч

человек остались без лидера, только Аллах знает, сколько хороше—

го он сделал своему народу. Чаша весов справедливости взвеши—

вала то добро и то зло, которое он сотворил. Куда он отправился:

в ад или в райский сад. Мои ступни сильно болели, в некоторых

местах на ногах появились волдыри. От этой ужасной боли

и криков в доме мне тоже хотелось кричать. Я смотрела на при—

открытую дверь и ждала, что ее кто—нибудь закроет. Но тут вдруг

ко мне в комнату ворвалась сестра Фереде. Женщина нервно

схватила меня и стала хлестать по щекам с криками:

– Ты добилась своего! Добилась, да? Несчастная, ты прино—

сишь одни только горе и несчастья!

Моя голова раскалывалась от боли, и я плакала. А она про—

должала меня бить вновь и вновь с криками:

– Разве ты еще умеешь плакать? Убийца! Убийца! Убийца!

Потом женщина перестала меня бить и просто плюнула

в меня и ушла из комнаты. Мое лицо снова было все в крови,

голова болела еще сильнее. Я не знаю, как прошли похороны,

все это время я лежала дома. Сопротивляясь боли, я так и не

смогла заснуть и все ворочалась и ворочалась в своей постели.

Боль не умолкала весь день и всю ночь. Я промучилась, лежа

в одиночестве в ледяной постели. Дома, как назло, никого не

было. Даже слуги улетели на похороны главы клана, господина

Охмета. Я все же надеялась, что дома кто—нибудь остался.

Я кричала и звала, чтобы хоть кто—то подошел ко мне, но никто

не отзывался на мои крики. От невыносимой боли в голове

и ногах я встала с кровати; поднявшись на ноги, ощутила еще

большую боль, отчего заплакала. Делая маленькие шажочки, дер—

жась за стену, я вышла из комнаты, дошла до винтовой лестни—

цы и, схватившись за перила, зарьщала еще сильнее. В моих гла—

зах потемнело, в ушах появился шум. Боль словно подкашивала

мои ноги. Спустившись до середины лестницы, я не удержалась