Любовь и ненависть
Шрифт:
утра, и он тотчас же, не теряя времени, сошел с корабля и
направился в поселок, должно быть, искать фотографа.
Проводив мичмана Сигеева до причала, я задержался на
деревянном, пахнущем сельдью помосте и осмотрелся.
Стояла подслеповатая, но далеко не глухая полярная ночь,
порывистый жесткий норд-ост нагнал туч, сплошь заслонил
небо, и в густой темноте, раскачиваясь, зябко мерцали сотни
электрических огоньков, рассыпанных полукругом
Гораздо меньшее число огней, золотистых, красных, зеленых,
плавало и колыхалось на поверхности зыбкой студеной воды.
В проливах и за каменной глыбой, прикрывающей бухту,
неистово и устрашающе ревело море, как раненый и опасный
зверь.На кораблях подали команду пить чай. Холодный,
пронзительный ветер особенно располагал к выполнению этой
команды, и я не замедлил спуститься в кают-компанию, где
уже собрались офицеры флагманского корабля. Мы сели за
стол, на котором через минуту появились белый хлеб,
сливочное масло, сахар и стаканы с горячим золотистым чаем.
И в это же самое время радист передал мне следующую
радиограмму: "Капитану третьего ранга Ясеневу. У восточного
мыса острова Гагачий потерпел катастрофу рыболовецкий
траулер "Росомаха". Немедленно выйдите в район катастрофы
и примите меры к спасению экипажа. По выполнении сего
следуйте в базу".
Я приказал дать сигнал тревоги и приготовить корабли к
отплытию. Кают-компания в один миг опустела. Из недопитых
стаканов теплился почти прозрачный пар. Это напоминало что-
то знакомое с детства, то ли виденное, то ли вычитанное в
приключенческих книгах: догорающие костры поспешно
оставленных биваков, звонкая тишина леса.
Мысль эта сверкнула падающей звездой и угасла, что бы
уступить место новой, завладевшей всем моим существом: в
сорока милях отсюда в беспощадной, всеистребляющей
морской пучине, среди мрака полярной ночи отчаянно
боролись за жизнь смелые и сильные люди.
Остров Гагачий расположен между Завирухой и бухтой
Оленецкой. Принимая во внимание скорость кораблей и
расстояние от места катастрофы до ближайшей стоянки,
быстрее всех могут подойти к острову Гагачьему наши корабли.
Но смогут ли они благополучно преодолеть эти сорок миль
беспокойного моря, поднятого на дыбы мятежным норд-остом?
Не придется ли нам самим просить о помощи?
Все эти вопросы, разумеется, ни в какой степени не
могли отразиться на моем решении немедленно выполнять
приказ.
Наши корабли, оставив за кормой тихую, приветливо
искрящуюся
трудом пробираться сквозь бесконечную цепь волн, несущихся
нам навстречу. Волны грубо толкали в левый борт,
обрушивались сверху на палубу, норовя если не раздавить
своей тяжестью, то уж обязательно опрокинуть небольшие
корабли, спешащие на помощь людям. Еще при Дмитрии
Федоровиче Пряхине нам приходилось бывать в суровых
переделках, но такой волны мы, пожалуй, еще не видали.
Море выло, бесновалось, заливаясь в темноте
дьявольским хохотом. Я стоял на мостике рядом с Нанковым,
разговаривал с ним вполголоса, потому что сама обстановка
принуждала к этому, а он не всегда разбирал мои слова,
заглушаемые грохотом волн и шумом ветра. Мы говорили о
предстоящей трудной операции по спасению людей, если они
окажутся живы.
– Без шлюпок не обойтись, - отрывисто говорил Панков,
всматриваясь в пустынную темноту.
– Для начала спустим одну. Подберем самых сильных и
самых ловких ребят, отличных гребцов. И офицера. Нужен
сильный человек, виртуоз в управлении шлюпкой.
– Говоря это,
я перебирал в памяти всех своих офицеров. Большинство из
них неплохо владели шлюпками, но сейчас этого было
недостаточно: управлять шлюпкой при такой волне мог только
мастер.
– Кто у вас может?
Панков молчал, казалось, он не расслышал моих слов. Я
уже хотел было повторить вопрос, как он, не меняя позы и не
отрывая глаз от серого мрака, перейдя на "ты", сказал:
– Есть такой человек. Вспомни училище, зачеты на
управление шлюпкой... шлюпочные гонки.
Я понял его с первого слова: Панков говорил о себе. Да, в
училище не было ему равного в управлении шлюпкой и на
веслах и под парусами. Лучшей кандидатуры и желать нельзя.
Но он командир корабля. Оставить корабль без командира? На
такое можно было решиться лишь в самом исключительном
случае. А здесь разно не исключительный случай: на карте
стоит жизнь многих людей, и не только рыбаков, потерпевших
катастрофу. От командира шлюпки зависело выполнение
приказа и жизнь матросов-гребцов.
– Разреши мне, Андрей Платонович.
Панков повернулся ко мне лицом, вытянулся, руки по
швам. Вид строгий и решительный. Мы молча смотрели друг
на друга. Слова здесь были неуместны: они но могли передать
того, о чем говорили наши взгляды. "Ты же отлично