Любовь и прочие обстоятельства
Шрифт:
— Может быть, играть в первооткрывателей не такая уж хорошая идея.
— Здесь скучно.
— Тогда давай сделаем что-нибудь другое. Например, пойдем на север.
— И что?
Я загадочно шевелю бровями и ищу нужную тропу. К сожалению, на это уходит некоторое время, поскольку я окончательно заблудилась. Наконец по чистой случайности мы оказываемся в южном конце парка. Я показываю статую пантеры над Ист-Драйв и кричу:
— Ага! — Я хватаю Уильяма за руку, и мы бежим мимо статуи.
Пантера
— Вот это было приключение, — радостно фальшивлю я.
— Мы сошли с тропинки.
— Да. Но это круто.
— Моя мама была бы недовольна, Эмилия.
— Ну так не говори ей.
Пока он размышляет, стоит ли вносить это пополнение в список наших секретов, я тащу его к выходу.
Я приказываю таксисту отвезти нас в оранжерею на Сто пятой улице. Будь я одна, то дошла бы пешком, но разве можно заставить маленького мальчика прошагать почти тридцать кварталов?
Мы проводим в саду немного времени. На мой вкус он чересчур официален, особенно северная часть с геометрически правильными кругами кустарника и фонтанами. Моя любимая часть — южная, английский сад, но зимой там мало интересного: почти все высохло, сморщилось и спит в ожидании весны и лета. Надо привести Уильяма сюда в конце апреля или начале мая, когда тропинки будут усыпаны розовыми лепестками дикой яблони. Весной здесь невероятно красиво.
Уильяму, которому поездка в теплом такси и мягкая булочка вернули расположение духа, нравится сад. Он задает сотни вопросов о цветах. Даже если бы весна была в разгаре и в воздухе кружились лепестки, я бы не смогла с достаточной точностью определить подвиды. Я говорю Уильяму, что в саду посажено двадцать тысяч тюльпановых луковиц и что в мае мы увидим их все в цвету. Эта цифра удовлетворяет его любопытство, хотя цветов он пока что не видит.
Когда проходим мимо фонтана в замерзшем пруду с лилиями, Уильям заявляет, что не знает, кто такая Фрэнсис Ходжсон Бернетт, и что не читал «Таинственный сад».
— Ужас, — отзываюсь я. — Это страшный пробел в твоем образовании, и я немедленно его заполню.
— «Таинственный сад» — книжка для девчонок, — возражает Уильям, пугаясь при одной мысли о том, что ему придется ее прочесть.
Но я намекаю, что, наверное, книга слишком сложна для него — и Уильям тут же требует ее купить.
Чемерица приводит его в восторг. Я надеялась, что мы увидим белые, розовые, зеленые, фиолетовые цветы, но еще слишком рано. Она расцветет через месяц.
— Они ядовитые, — драматическим тоном говорю я. — Если съешь листик или цветок, то умрешь. Можно подбросить кому-нибудь в чай.
— Нас арестуют, — возражает Уильям.
— Только если проболтаешься.
Он
— И кого мы отравим?..
— Давай лучше вернемся в Северный сад, — предлагаю я.
Мы идем к фонтану Трех танцующих дев. Фонтан не работает, разумеется. Мы смотрим на него.
— Он красивее, когда включен, — говорю я.
— Эй, посмотри. — Уильям указывает на дальнюю часть сада, за фонтаном, посреди концентрических кругов кустарника. — Там снимают кино.
По ту сторону клумбы видны двое мужчин и женщина. Сначала мне кажется, что мужчины — близнецы. Оба лысые, с короткими бородками, в очках с толстой оправой, в теплых куртках — один в черной с оранжевым кантом, другой в оранжевой в черную полоску. Женщина, конечно, не лысая и не бородатая, но тоже выглядит частью этого «семейства» — она в красной лыжной шапочке, тяжелых ботинках, рваных джинсах и блестящих очках. Было время, когда я пыталась воспроизвести подобный эффект, хотя цифровые камеры, потрепанные кожаные портфели и люксметры, разбросанные на земле, окружают это трио артистической аурой, которой мне недоставало в дни походов по клубам. Обычно в итоге становилось понятно, что я всего-навсего девушка из Нью-Джерси, которая имеет весьма слабое представление о моде.
— Мой самый любимый фильм, — зачем-то сообщаю я, — «Где Поппа?» тоже снимали в парке. Джордж Сигал надел костюм гориллы, чтобы пробежать по парку ночью. Обожаю этот фильм, потому что там мама Джорджа Сигала поцеловала его прямо в зад.
Уильям сгибает сухую ветку, пытаясь ее сломать, но слышит меня и останавливается.
— Ну и гадость.
— А твои родители никогда не целовали тебя в попку?
— Нет!
— Обязательно скажу твоему папе, чтобы он сегодня это сделал.
— Ни за что!
— Или я сама поцелую тебя в попку прямо сейчас!
Я бросаюсь к нему, и Уильям визжит, продираясь через покрытый инеем низкий кустарник. Я гонюсь за ним, хватаю, поднимаю и начинаю громко чмокать губами в направлении его задней части. Уильям вопит и хохочет до колик. Я тоже смеюсь, едва ли не громче, чем он.
Операторы рассеянно поворачивают камеры, как будто наши шумные игры отвлекают их от работы. Я ставлю Уильяма наземь, и он пытается отвлечь мое внимание от своей беззащитной пятой точки.
— А какие еще фильмы снимались в парке?
— Дай-ка подумать. «Волосы». «Марафонец» с Дастином Хофманом. Он бегал вокруг пруда. Не смотри этот фильм, если собираешься к дантисту.
— Мне нравится мой дантист. Он мамин друг.
— Тебе нравится дантист? Это наводит на странные мысли.
Уильям ненадолго задумывается.
— Мой дантист — это особенный мамин друг.
— Особенный?
— Ну да. Это ее парень.
— О.
— А еще?