Любовь и прочие обстоятельства

Уолдман Эйлет

Я стою, белая от холода, и отчего-то вспоминаю совершенно другую ситуацию, которая была ужасно давно. Тогда я чувствовала себя так, словно кто-то открыл маленькую дверцу у меня на макушке и впустил солнечный свет в мое тело, наполнив его от кончиков пальцев до самого темечка. Эта минута казалась еще прекраснее из-за того, что именно привело нас к ней. Весь день и за неделю до того я была уверена — знала это так же твердо, как номер собственного телефона, — что Джек снова собирается со мной расстаться.

Поскольку Каролина выгнала мужа, мы встречались как настоящая парочка, как нормальные люди. Ходили ужинать и в кино, а еще — в театр, в оперу и даже дважды на балет, прежде чем я призналась в ненависти к этому виду искусства. Мы трижды побывали

на бейсболе и сидели прямо за основной базой, потому что у Джека нашелся друг с абонементом, а я со времен колледжа питала слабость к «Ред сокс». У нас был служебный роман, не более тайный, чем бывает обычно. Мы больше не устраивали долгих перерывов на ленч, чтобы насладиться доставленными деликатесами и друг другом, не делали вид, что мы всего лишь случайные знакомые. Не то чтобы мы выставляли свою связь напоказ. Мы, конечно, не обнимались в столовой, но зато одновременно приходили поутру и даже стояли рядом в очереди за кофе. Мы занимались любовью по ночам, в новой квартире Джека на Аппер-Вест-Сайд, на пружинном матрасе, на полу спальни. Джек никогда не приходил ко мне. Я ночевала у него три-четыре раза в неделю — иногда реже, но никогда чаще — и не оставляла там своих вещей. Просто привозила большую сумку со сменой белья, зубной щеткой и косметикой. В кабинете у меня всегда висели два-три костюма в кофрах и несколько блузок, а под столом стояли пять-шесть пар туфель.

Я никогда не бывала у Джека, когда там находился Уильям, и приходила только, если мы договаривались об этом накануне. Мы проводили ночи вместе и вовсе не принимали это как данность. Если Джек звонил в течение дня и приглашал меня на ужин, я понимала, что сегодня мы переспим. Если я звонила во вторник и приглашала его на концерт в субботу, это значило, что тем же вечером мы будем заниматься любовью. Иногда, если мы оба работали допоздна, Джек звонил и интересовался, не хочу ли я поужинать у него или посмотреть кино. Всегда был какой-нибудь предлог для того, чтобы мы могли провести вечер вдвоем. Никто из нас ни разу не предложил просто пойти домой и побыть наедине, заняться любовью, поспать. Мы встречались — а это значило, что нужно заниматься чем-то еще, пусть даже всего лишь смотреть кино.

Но на прошлой неделе Джек позвонил лишь единожды, чтобы отказаться от похода на вернисаж в Челси в обществе Саймона и его парня. Мы собирались встретиться в семь, чтобы быстренько пройтись по выставке, а потом поужинать в «Мэн рэй». Джек сказал, что у него много работы, и остался глух к моим мольбам, хотя я уверяла, что без него не выдержу эту дурацкую выставку и дурацкий ужин в компании чужого любовника. После вернисажа художник, свежеиспеченный баловень Челси, соблазнил Саймонова парня, и в итоге мы с Саймоном вдвоем оплакивали мужское непостоянство над тарелкой жареных сардинок.

Мы с Джеком только один раз вместе поужинали на этой неделе, у него же в кабинете. Как-то вечером я захотела его удивить и заказала ужин, записав все на счет одного из своих клиентов. Я решила, что солидная компания может позволить себе лишнюю порцию темпуры [12] . Джека не было в кабинете, и я обнаружила его в конференц-зале дальше по коридору, где он ел пиццу в обществе коллег (они уже не первый час усердно работали над ходатайством по истребованию дела, которое впоследствии было отклонено). Он увидел в моих руках бумажный пакет и положил недоеденный кусок пиццы на тарелку.

12

Темпура — японское блюдо из рыбы, морепродуктов или овощей.

— Отдыхайте, — велел он молодым юристам. — Я сейчас вернусь.

Мы уже прошли полкоридора, когда за дверью послышался короткий взрыв хохота.

— Это было унизительно. Прости, — пробормотала я, заходя вслед за Джеком в кабинет.

— Ничего страшного.

Мы поели быстро. Судя по всему, кусок пиццы,

который Джек оставил на тарелке, был далеко не первым. Он съел немного супа и совсем чуть-чуть лапши, после чего отложил палочки. Когда я насытилась, Джек снова занялся делами, а я отправилась домой. В субботу минуло пять дней с той минуты, как мы в последний раз спали в одной постели, и шесть дней — как мы в последний раз занимались сексом. Я ждала звонка, буквально витая над телефоном, как героиня Дороти Паркер. Заставила себя спуститься в закусочную за кофе и пончиком, но у меня не хватило сил оставить мобильник в квартире. Я сунула его в карман, включив одновременно звук и виброзвонок. К двум часам дня я с ужасом решила, что Джек собирается меня бросить. В четыре поняла, что он уже меня бросил. Поскольку терять было нечего, я отправилась к нему домой. В те времена я еще не разъезжала туда-сюда на такси, потому что по-прежнему выплачивала студенческий заем и терпеливо дожидалась поезда в метро. Я сидела в вагоне и смотрела на друзей по несчастью — городскую чернь, которой, как и мне, некуда было деваться на выходные. Никто из них, кажется, особенно не страдал, за исключением хромого старика, который перебирался из вагона в вагон на тележке, подвернув под себя скрюченные ноги. Я дала ему пять долларов — за то, что он несчастнее меня.

Иван, который иногда работает по субботам, позволил мне подождать Джека в вестибюле на диване — прежде я никогда не видела, чтобы кто-нибудь на нем сидел. Наверное, моя задница первой прикоснулась к его цветастой шелковой обивке. Если это так и если дамы с других этажей это выяснят, вряд ли они обрадуются. В конце концов, соседи меня никогда не любили.

Иван дал мне «Тайм» и песочное печенье, и я почувствовала себя ребенком. Маленькая мисс Гринлиф ждет в коридоре. Когда приехал Джек, с ракеткой для сквоша и спортивной сумкой, я уже успела трижды отклонить предложение диетической колы.

Джек, похоже, не удивился и не обрадовался, увидев меня. Он придержал дверь лифта и, как только мы оказались вне поля зрения Ивана, поцеловал меня в губы. Мы вошли в пустую квартиру — хотя Джек прожил здесь три месяца, он не обзавелся мебелью, не считая кухонного стола, стульев, пружинного матраса и уродливого комода, который ему силком навязал антиквар. Единственная полностью обставленная комната — это детская. Джек позволил Уильяму самому украсить комнату, и в результате получилось нечто среднее между научной станцией и пиратским притоном. Они с отцом купили в мебельном магазине в Нью-Джерси кровать и комод, в которых есть нечто от морского стиля — например, вместо ручек у комода веревочные петли. Уильям расставил на комоде и на полу перед шкафом свою коллекцию динозавров. У него десятки пластмассовых фигурок — все образцы, представленные в Музее естественной истории, даже те, о которых я никогда не слышала, вроде майазавров и гипсилофодонов.

Джек изо всех сил постарался дублировать содержимое книжного шкафа дома у Каролины, и есть что-то трогательное в рядах книг — «Бык Фердинанд», знаменитый «Дом на Восемьдесят восьмой улице», «Майк Маллиган и его экскаватор», «Динозавр Боб». Яркие, красочные обложки, твердый переплет, на страницах ни единого пятнышка, какие обычно остаются от детских пальцев. Джек бросил ракетку в угол пустой гостиной.

— Хочешь выпить? Вина или пива? Воды?

Я покачала головой.

— А я выпью пива, — сказал он. — Там чертовски жарко.

Я пошла за ним на кухню и стала смотреть, как он открывает холодильник и достает бутылку из картонной упаковки. Не считая пива, холодильник был набит безлактозными продуктами для трехлетнего ребенка, тортеллини, виноградом, пакетами соевого молока. Я смотрела, как Джек подносит бутылку к губам и запрокидывает голову. У него острый кадык — идеальный треугольник, который движется туда-сюда, когда он глотает.

— По-моему, мне следует переехать к тебе, — сказала я.

Джек поставил бутылку на кухонный стол и взглянул на меня своими бархатными глазами цвета ярко-синих чернил.