Любовь и прочие "радости"
Шрифт:
— Ага. Ты уже говорил…
— Я для вас… все, что только понадобится, я… все смогу.
— Тиш, а никто и не сомневается. Ты, главное, не перестарайся. Материальное — оно, конечно, хорошо… Но нам папочка нужен. Счастливый, здоровый, и дома хоть иногда. Приоритеты, надеюсь, понятны?
— Полностью, — наконец улыбнулся Тихон, украдкой вытирая лицо. — Оль…
— М-м-м?
— Ты влипла. Я ж теперь…
— Знаю-знаю… Не отпустишь, всех как бобик порвешь…
— Угу.
— Вот и не отпускай. Я тебя такого всю жизнь ждала.
Эпилог
— Эй-эй!
— Оль, да я ж просто галстук взять…
— Говорю же! Карма у меня — он все время является, когда я как черте что выгляжу! — проигнорировав явившегося мужа, Ольга с возмущением обернулась к Кормухину и чуть сощурилась. Застывшая на лице корочка грязевой маски пошла трещинами, и, спохватившись, женщина подбежала к зеркалу, чтобы посмотреть, не слишком ли та пострадала. — Вот скажи, как мне наводить таинственность, как то рекомендуют психологи, и оставаться для него, — Ольга ткнула подошедшего Тихона в бок, — загадкой?!
Тёма заржал, отворачиваясь к разложенным на туалетном столике кисточкам, делая вид, что чем-то страшно занят. А Гдальский ухмыльнулся и миролюбиво погладил обожаемую жену по руке:
— Оль, так ведь это самая большая загадка и есть…
— Что именно?
— Как можно выглядеть так красиво даже вот в этом дерь… — еще один тычок в бок. — Ах, ты ж, черт! В этой… хм…
— Маске!
— Маске! — вовремя поправился Тихон. — И с антеннами на голове. Слушай, я вот думал, может, они от тебя радиацию отталкивают? Или, наоборот, через них проходит какой-то мощный энергетический канал!
— Что это ты несёшь? — еще сильнее сощурилась женщина, с подозрением глядя на мужа.
— Нет, ну, должно же быть объяснение, почему все вокруг стареют, а ты, вот, в сорок — девочка девочкой?
Ну, допустим, девчонкой она уже давно не была. И лицо, несмотря на все поддерживающие молодость процедуры, утратило свежесть, присущую юности. Но для своего возраста Ольга выглядела просто отлично. Как может выглядеть разве что абсолютно счастливая женщина. Она будто изнутри светилась.
— Не напоминай мне об этом чертовом дне рождения!
— Хм… Оль, так тебе сегодня о нем куча народу напомнит…
— Это будет на банкете. А пока мне тридцать девять! Я еще даже не родилась.
— Ладно-ладно… Так, где все же мой галстук?
— Там, где ты его положил, Гдальский!
— Так, Гдальская, не шуми! Ты же знаешь, что я себя не помню из-за этих переговоров…
Хм… Прошло почти четыре года, и Ольга уже давно привыкла к своей новой фамилии. Но все равно иногда удивлялась. Что она… и Гдальская. По этому поводу у них с Тихоном был… нет, не скандал. После того, как она загремела в больницу с угрозой выкидыша, ввязать Тихона в это дело стало практически невозможно, даже когда очень хотелось с кем-нибудь поругаться. Знаете, бывает такое. Особенно на последних месяцах беременности, когда ты, раздувшись, как дирижабль, уже готова кого-нибудь пристрелить только за то, что этот кто-то видит пальцы на своих ногах и может обуться без посторонней помощи. Так вот, возвращаясь к фамилии… Для Тихона это оказалось делом принципиальной важности! И ведь не то, что Ольга сама бы этого не хотела. Но все её желания перекрывались практической стороной вопроса. Точнее…
— Ну, ты сама подумай… Дочку-то мы все равно на мою фамилию запишем, так?
— Угу… — промямлила тогда Ольга.
— Ну, и что? Дочка твоя будет Гдальская, а ты — Фадеева? Ну, где логика?
— А то, что сыновья останутся Фадеевыми, а я стану Гдальской, тебя не смущает?
— Нет! Парням уже по восемнадцать. Кому какое дело, что у них с матерью разные фамилии? А с Настюхой тебе и по поликлиникам мотаться, и по садам-школам…
— С Настюхой? — Ольга так удивилась, что даже забыла озвучить собственные контраргументы в виде того, что в свидетельстве один черт будет записана мать ребенка! Какую бы та фамилию ни носила.
— Э-э-э… А тебе что, не нравится это имя? — Тихон погладил Ольгу по только-только начавшему увеличиваться животу.
— Ты уже и это без меня решил! А вдруг… вдруг я хочу Анастаса?! А? Что скажешь?
— Что-что… Намучается девочка с таким именем, — Гдальский перефразировал бородатый анекдот и хитро улыбнулся. Ну, ни в какую не хотел он ругаться…
— Да почему ты вообще решил, что будет девочка?! На УЗИ ведь не видно было!
Тихон упал на диван, заложил руки за голову и улыбнулся в потолок:
— Потому что я — ювелир. Только девочек делать могу.
— Откуда тебе знать, Тиша? У тебя была всего одна попытка. Или нет? Или я чего-то не знаю? — уперла руки в бока Ольга.
— Что? — возмутился Гдальский, опасливо косясь на подступающую к нему Ольгу одним глазом. — Да одна, одна, конечно… Ты как что-нибудь выдумаешь! — таки возмутился он, а потом, прекращая дальнейший спор, повалил Ольгу на диван и принялся целовать. Вот так она и сдалась… Стала Гдальской. И ведь в том, что будет девочка — Тихон был прав. А она и рада. Конечно, Ольге больше дочку хотелось, после трех-то пацанов. С мужем она спорила скорее из вредности.
Возвращая Ольгу в реальность, дверь в спальню открылась, и на пороге возникла маленькая очаровательная малышка. Помимо того, что ювелир-Тихон мог делать только девочек, он еще и обладал удивительным свойством делать их точными копиями себя самого. От матери в маленькой Насте не было вообще ничего. Как будто та не участвовала в процессе самым активным образом, а так… мимо проходила.
Однажды Ольга даже озвучила мужу претензию:
— Ну, ведь обидно, Тиш… Я старалась-старалась… И ничего. Хоть бы что от моих генов Настюше досталось!
— Кто старался? Ты? Да это я пыхтел над тобой… А ты только кайф ловила. Ты тогда сколько раз кончила?
— Тиша! Я о другом! — Щеки Ольги окрасил румянец. Это ведь противоестественно даже, сколько желания в ней пробуждали одни только воспоминания. — Носила я, рожала я…
— Ну, допустим, я тоже рожал… — Это да. С этим не поспоришь… Гдальский всегда был рядом. Даже в самые сложные моменты. И этим он делал её такой счастливой!
Ольга опустила взгляд вниз. Туда, где маленькая детская ручка дергала ее за подол.