Любовь и расчет
Шрифт:
— Нет, — воскликнула она тонко.
— Подожди. Послушай. Кэтрин. Подожди. Доверься мне. Послушай, прошу. — Тусклый лунный свет из-за спинки дивана едва освещал его лицо. — Я не стану поднимать твои юбки, обещаю. Я не расстегну ни одну из своих пуговиц. Только позволь мне побыть с тобой. Здесь. — Движением бедер он изобразил, что подразумевал под словом «здесь», или чтобы испытать от этого простое животное удовольствие. — Лишь одну минуту. Ровно столько, сколько ты пожелаешь.
Он выглядел таким серьезным, словно все в его жизни зависело от
«У меня больше нет соответствующих чувств», — сказал он. Остановить его сейчас было бы актом милосердия. Потом, оглядываясь назад, ему будет неприятно сознавать, как низменная, неуправляемая похоть одержала верх над его здравомыслием и чувствами. Как и ей самой не хотелось бы, вспоминая об этом инциденте, думать, что получила от него только то, что он рассчитывал дать своей подруге с каштановыми волосами.
— Только не больше минуты, — ответила Кейт тем не менее.
Вероятно, потом она, как и он, пожалеет об этом. Но, по крайней мере ей можно было не опасаться за свою невинность. Она знала Ника. Если он сказал, что не тронет ее юбки, значит, не тронет. Это не вызывало сомнений.
Диванчик был слишком узким, и, чтобы дать ему место, Кейт передвинула ногу, собираясь поставить ее на пол, но у ее партнера имелись на этот счет другие планы. Подхватив, ее ногу под коленом, он закинул ее за свою. Шевельнув бедрами, устроился между ее колен и посмотрел Кейт в лицо, как будто ожидал увидеть согласие на все дальнейшее.
О. У нее перехватило дыхание, и глаза расширились.
— Хорошо?
Мог бы и не спрашивать. По изгибу его губ было ясно, что знал это и так.
Кейт кивнула. Ее ладони непроизвольно сжались, обхватив низ его жилета и рукав рубашки.
— Хорошо, — повторил Ник на этот раз тоном утверждения. — А теперь держись, чтобы я мог сделать тебе еще лучше.
Он слегка повернулся и, помогая себе одной рукой, вновь взял в рот ее сосок. Кейт чуть слышно вздохнула, но не застонала. Ничего, через минуту-другую он услышит ее стоны.
Неторопливо он дал ей ощутить всю ширину своего языка. Мягкого на твердом. Ему даже захотелось вернуть ее корсаж на место, чтобы увидеть торчащие соски под шелком, оповещающие всему миру, что он ее возбудил. Еще ему хотелось скользнуть рукой вверх по ее юбкам, которые он обещал не трогать, чтобы убедиться, что и там она возбуждена, как он подозревает.
Ник снова потерся о нее бедрами и услышал первый стон, пронизанный тем же удивлением, которое он прочитал в ее широко раскрытых глазах в тот момент, когда нашел нужное место. Он был готов биться об заклад, что Кейт не знала, где находится средоточие ее лучших нервных окончаний и как их использовать. Сознавая, что этот приз должен достаться ее будущему мужу — или хотя бы стать открытием исследований ее собственных рук, — он не должен был этого делать. Но слишком велика была его жадность, слишком соблазнительными — ее стоны, слишком сильными —
Ник задал движениям бедер целенаправленный ритм и активнее заработал языком.
Она изгибалась, извивалась и стонала, издавала неприличные звуки, полные нетерпения, напоминая кошку, мечущуюся в поисках кота. И наверняка устыдилась бы этого, если бы он не заставил ее забыться.
Пенелопа говорила, что это может быть приятно, если мужчина хорошенько постарается. Она сообщила об этом тихо и со значением. Очевидно, ее сестра вышла замуж за старательного мужчину и не упускала возможности об этом рассказывать.
Но слово «приятно» ни о чем еще не говорит. Приятно теплым весенним днем находиться на цветущем лугу. Очень приятно видеть красивые цветы и сидеть где-нибудь на сухом пригорке среди травы. Но как описать ощущения, от которых тело томится в бесстыжем отчаянии, как кошка в период течки?
Ее руки не могли найти себе подходящего места. Ни на его талии. Ни на плечах. Ни на ручке дивана над головой.
— Ник. — Кейт крепче обвила его ногу своей, прижимаясь к нему еще плотнее. — Я хочу…
Она не могла это произнести. Не могла вслух признать, чего хочет, когда всего полминуты назад он обещал не трогать ее юбку и не расстегивать своих пуговиц.
Ник приподнял голову. Его темные глаза все видели.
— Я знаю. — Он припал к ее губам. — Поверь мне, я тоже этого хочу, но мы не можем. — Он прижался к ней твердой частью своего тела сквозь ненавистные слои одежды и покрутил ее сосок между пальцев. Кейт и не заметила, когда они успели туда дотянуться. — Позволь мне позаботиться о тебе иначе. Ты почти готова. Я чувствую это.
Почти готова? Ей хотелось расплакаться в отчаянии от своего неведения, от ярости, что он отказался принять ее согласие. Ее пальцы впились в обивку диванного подлокотника, единственную надежную опору, в то время как все остальное в ней бушевало, отвечая на его ласки и требуя новых.
— Хорошо, милая, хорошо. Не борись с этим. Ты уже близка к главному.
Ник покрывал поцелуями ее лицо, бормоча в перерывах между ними эти бессмысленные слова. Потом приподнял голову, чтобы посмотреть на нее. Скользнув взглядом по ее рукам, обхватившим подлокотник, прищурился. Она ему нравилась такой.
Кейт испытала бы гордость, что доставила ему удовольствие, если бы могла мыслить ясно. Но сейчас вся она была во власти новых ощущений, а мозг ее лишь вспыхивал случайными искрами, утратив способность логически рассуждать.
По мере того как нарастали ощущения, она билась под ним все быстрее и быстрее. Ник выругался сквозь стиснутые зубы, на что Кейт ничего не сказала. С приближением развязки, сокрушившей ее удивительной могучей силой неукротимой океанской волны, она зажмурила глаза и отпустила подлокотник дивана, чтобы обвить руками его торс, накрепко привязав его к себе.