Любовь и смерть Катерины
Шрифт:
Когда команданте вошел во двор, с реки навстречу ему устремился поток холодного воздуха, так что на секунду язычки пламени в садовых лампах преклонились перед ним, здороваясь, как кающиеся грешники преклоняют колени перед алтарем. Сеньор Вальдес заметил это странное явление и инстинктивно понял, что оно означает. Он подумал, что в этот момент все огни Ада, должно быть, тоже на секунду мигнули, чтобы поприветствовать своего будущего гостя. И поэтому, когда сеньор Вальдес обернулся и увидел, что команданте Камилло стоит за его спиной, он совсем не удивился.
Сеньор
— Привет, Вальдес.
Упрямо глядя на ведерко со льдом, он сказал:
— Добрый вечер.
— Смешай-ка мне порцию бренди с колой.
— Уверен, девушки сделают это гораздо лучше меня.
— А мне хочется, чтобы это сделал именно ты. Так, в порядке дружеской услуги. Принесешь мне туда, — команданте махнул рукой в сторону кустов.
Сеньор Вальдес вовсе не желал оказывать дружеские услуги команданте. Он не чувствовал к нему дружеского расположения. Он был напуган — серьезно напуган, — устрашен, унижен, оскорблен, чего команданте и добивался. Конечно, никто не мог заставить его приготовить чертов коктейль, ведь не приставит же команданте пистолет к его виску — хотя кто знает? — и на мгновение сеньор Вальдес решил взбунтоваться. Он ведь может просто уйти — в другой угол сада, например, найти себе другую компанию, сделать вид, что их разговора вообще не было. Да, но что потом? Сидеть и вызывающе смотреть на команданте из другого конца сада? А что, если команданте подойдет к нему, если устроит сцену, начнет орать и хвататься за пистолет? Ну и что? Не застрелит же он его прямо в борделе, у всех на виду! Но сеньор Вальдес прекрасно знал, что правосудие обычно свершается не у всех на виду, а позже, в другом месте, где геройство становится бессмысленным. М-да…
Сеньор Вальдес налил бренди, плеснул в стакан колы и отнес команданте.
— Ваш напиток, сеньор, — сказал он.
— Спасибо. — Команданте залпом опрокинул почти половину и со стуком поставил стакан на стол. — Давно хочу перекинуться с тобой парой слов, дружок.
Сеньор Вальдес не знал, как реагировать. Горло его перехватило, в животе противно заныло.
— Нас немного расстраивают твои новые друзья.
— Как мило с вашей стороны проявлять такое участие.
— Не умничай, тебе это не идет. Мы действуем исключительно в твоих интересах.
— Что же, в таком случае мне лучше воздержаться от комментариев. — Сеньор Вальдес отодвинул кресло и сел, расслабленно откинувшись и вытянув ноги, копируя позу команданте. В одной руке он держал стакан с зеленоватой жидкостью, другой нервно теребил верхнюю губу.
Команданте спросил:
— Что ты знаешь о докторе Хоакине Кохрейне?
— Ничего. Истинная правда! Он работает в университете, преподает математику. Вот и все.
— Мне страшно не нравится, когда люди говорят: «Истинная правдам Одно это внушает подозрение. Что еще?
— У него есть трость.
— Я же велел
— Но это все, что я знаю.
— Где он живет?
— Вы спрашиваете меня, где живет доктор Кохрейн? А сами вы что, не знаете?
— Конечно, знаем. Мы знаем все, Вальдес. Мы всегда знаем все обо всех. Я просто выясняю, что знаешь ты.
— Понятия не имею, где живет доктор Кохрейн.
— А его подружка?
— Какая еще подружка? Если у доктора Кохрейна есть подружка, мне об этом ничего не известно.
— Ты прекрасно знаешь, о ком я говорю. Она и твоя подружка.
Сеньор Вальдес перестал теребить губу и отпил большой глоток джина.
— А, так ты не знал об этом? Вот тут ты прошляпил, умник.
Сеньор Вальдес опустил стакан.
— Которая из подружек?
— Не дури, Вальдес, я говорю о твоей шлюшке с большими сиськами. О Катерине. Мы давно за ней следим. С тех самых пор, как она провела ночь в твоей квартире. Она сегодня встречалась с Кохрейном в этом самом саду, они расцеловались и ушли вместе — рука об руку. Уверен, ты об этом не знал.
В душе сеньора Вальдеса забрезжила надежда. Когда команданте заговорил о Катерине, горький сок лайма застрял у него в горле, но внезапно он понял, что команданте не вездесущ. Команданте не знал, к примеру, что они с Катериной были в том саду вместе, значит, его команданте не заметил. Глупец решил, что Катерина специально назначила встречу с Кохрейном.
Сеньор Вальдес небрежно сказал:
— Она не моя подружка.
— Тут ты попал в точку. Ты думал, что она гуляет только с тобой, а на самом деле девчонка увязла в дерьме по самые хорошенькие сиськи, уж будь уверен. И теперь, если не хочешь разделить ее плачевную судьбу, выкладывай, что ты о ней знаешь.
— Ну, она студентка. Хочет стать писателем. Она обратилась ко мне, потому что я согласился помочь ей в вопросах литературы. Я ее инструктирую.
— А, теперь это так называется?
— Она учится в группе доктора Кохрейна, вот и все дела.
— Нет, не все. Она террористка. Кохрейн был политическим агитатором всю свою жизнь, а теперь и ее втянул. Я собираюсь их арестовать, и, если ты не хочешь к ним присоединиться, советую пораскинуть мозгами и вспомнить все, что знаешь об этих заговорщиках — и чем больше, тем лучше. Чтобы я занялся ими, а не тобой.
Каким-то непостижимым образом сеньор Вальдес нашел в себе силы взглянуть прямо в лицо команданте. Он вспомнил, что говорила Катерина о публичной казни: о том, как важно сохранять стойкость до самого конца. Он знал, что скажет сейчас, но не знал, почему — ведь даже в тот момент он не был уверен, что готов рисковать жизнью, защищая Катерину от команданте. А может, ему казалось, что, действуя, как герой-любовник из романа Л.Э. Вальдеса, он может спасти свою шкуру?