Любовь и Смерть. Убийство Курта Кобэйна
Шрифт:
Хартшорн сделал фотографии тела и затем освободил карманы: 63 доллара наличными и клочок бумаги для записей с надписью: «Seattle Guns», 145 патрона или меньше, настроенный на лёгкий выстрел». В том же кармане был использованный билет на самолет авиакомпании «Дельта», датированный 1 апреля, место 2F, на имя Кобэйна/Курта — билет, по которому он летел из Лос-Анджелеса в Сиэтл после того, как он покинул «Эксодус» неделей ранее.
После того, как Хартшорн закончил обследование места происшествия, он принял меры, чтобы тело было доставлено в судебно-медицинское управление округа Кинг, где он проведёт вскрытие трупа, чтобы установить причину смерти. Это было стандартной процедурой, хотя его обязательное заявление для собравшихся офицеров — включая и сержанта Кэмерона, который прибыл часом
СМИ, предупреждённые сообщением по радио, что в особняке Кобэйна было найдено тело, начали собираться снаружи вскоре после 10:00 утра. В течение нескольких минут заявления Хартшорна мир узнал, что Курт Кобэйн совершил самоубийство в возрасте двадцати семи лет. Его фэны были потрясены этим известием, но после того, что они узнали на следующий день от Кортни Лав, никто не удивился.
Когда в «Seattle Times» спустя месяц была опубликована история лауреата премии за журналистские расследования Даффа Уилсона, подробно излагающая несколько любопытных противоречий по этому делу, она не дала особых поводов для волнения. Повторные утверждения Николаса Хартшорна и Дональда Кэмерона, что эта смерть была «хрестоматийным случаем самоубийства», сделали своё дело. Большинство людей к тому времени восприняло эту смерть как просто очередную рок-н-ролльную трагедию — самоубийца-наркоман, который отчаялся. Кроме того, он уже однажды пытался покончить с собой. Спустя несколько часов после того, как было обнаружено его тело, Кортни рассказала всем, кто её слушал, что римская передозировка в марте по сути была попыткой самоубийства, а не несчастным случаем, как утверждалось ранее. Она сообщила, что в Риме он также оставил записку. Единственная разница заключалась в том, что на этот раз он добился цели.
Но сведения Уилсона не давали ему покоя. Его источники в Полицейском Управлении Сиэтла информировали его о множестве фактов по поводу смерти Кобэйна, которые просто противоречили один другому. Среди наиболее явных был тот факт, что последующее полицейское расследование не выявило никаких чётких отпечатков пальцев на винтовке, патроне винтовки или ручке, которая была обнаружена воткнутой в записку. Но именно сама записка вызывала большинство вопросов. Несмотря на то, что полиция на месте происшествия сразу же описала её как «предсмертную записку», те, кто её видел, говорят, что в ней и речи нет о самоубийстве. Очень тревожит то, что всего лишь часть записки, которая, возможно, ссылается на такую участь, казалось, была добавлена в конце, в совершенно ином стиле почерка.
Усиливает загадочность то, что кто-то попытался воспользоваться кредитной карточкой Курта за промежуток времени с момента, когда судмедэксперт констатировал смерть Курта, до вскрытия его тела. Полиция никогда не устанавливала, кто пользовался кредитной карточкой, пропавшей из бумажника Курта, когда он был найден.
Но ещё более настораживающая деталь обнаружилась в другой сиэтлской газете тремя неделями ранее. Николас Хартшорн закончил вскрытие трупа в день, когда было обнаружено тело Курта, и немедленно объявил, что патологоанатомическая экспертиза подтвердила его первоначальное мнение — что Курт Кобэйн умер от раны, причинённой самому себе в результате выстрела. Поскольку закон штата Вашингтон относит результаты вскрытия трупа к секретной медицинской документации, управление Хартшорна отказалось рассказывать о деталях его выводов. Но 14 апреля опытные репортёры Майк Мерритт и Скотт Мейер из «Seattle Post-Intelligencer», которые за эти годы обработали довольно много источников, чтобы добыть то, что недоступно, опубликовали статью, утверждая, что источник в управлении судебно-медицинской экспертизы дал им информацию о результатах вскрытия трупа Кобэйна. Выделялась одна маленькая техническая деталь. Токсикологические исследования показали, что в теле Кобэйна присутствуют следы диазепама (валиума), и уровень морфия в крови составляет 1.52 миллиграмма на литр. Хотя Николас Хартшорн был медиком, он, как и большинство врачей, имел очень небольшие познания в комплексной области фармакологии и опиатов,
4
Рошелль Маршалл, как и сотни тысяч подростков во всем мире, была потрясена, услышав сообщение о самоубийстве Курта Кобэйна. Как и у многих из них, после того, как своё распространение получили теории убийства, у неё и её друзей появились вопросы. Однако в отличие от большинства из них её мать была в состоянии дать на них ответ.
«Моя дочь сперва была очень взволнована. Она была большой поклонницей Кобэйна, — вспоминает Дениз Маршалл. — Потом через некоторое время она стала говорить, что не уверена, что он действительно покончил с собой, и я сказала ей: «Видишь ли, многие так воспринимают самоубийство, потому что просто не могут в это поверить». Но она сказала, что всё совсем не так. Она хотела, чтобы я в этом разобралась».
Маршалл хорошо подходила для этой задачи. В качестве помощника коронера Колорадо она расследовала сотни дел со смертельным исходом, включая многочисленные самоубийства и убийства. Она говорит, что за годы работы судебно-медицинским экспертом она усвоила важный урок: «Обстоятельства не всегда таковы, какими кажутся сначала». После прочтения нашей первой книги и несметного количества прочей информации о смерти Кобэйна, включая полицейские отчёты, Маршалл пришла к собственному выводу о том, что произошло. «Ставлю свой годичный заработок на то, что он был убит, — заявляет она. — Просто недостаточно улик, чтобы признать это самоубийством».
Маршалл объясняет, что к такому выводу её привело множество факторов. «Слишком много подозрительного. Очень много вопросов как раз по поводу того, как велось дело, — говорит она. — Когда я читала полицейские отчёты, я была поражена тем, сколько всего они сделали неправильно. Например, старший офицер на месте происшествия дотрагивался до тела, когда доставал бумажник жертвы, чтобы вынуть водительские права. Это совершенно недопустимо. Вы должны ждать приезда помощника коронера или судебно-медицинского эксперта, чтобы не загрязнять место происшествия. Вы никогда не дотрагиваетесь до тела».
Особенно её смутило поспешное, по её мнению, решение и полиции, и помощника судебно-медицинского эксперта, которые, ещё не покинув место происшествия, пришли к выводу, что смерть наступила в результате самоубийства.
«Это само по себе смешно, — говорит Маршалл. — Я не знаю ни одного дела, которое было бы элементарным самоубийством, а именно это все они и констатировали в данном случае: сразу же квалифицировали это как самоубийство. Вы просто не можете этого делать. Вы ждете результатов всех исследований и исследуете обстоятельства до того, как их квалифицировать. Вот как это делается».
Даже в такой ситуации, с предсмертной запиской на месте происшествия и с винтовкой в руках жертвы?
«Это — одно из тех обстоятельств, которые меня беспокоят, — отвечает она. — Записка присутствует в большинстве самоубийств. Я всегда отношусь к этому слегка недоверчиво, по крайней мере, достаточно недоверчиво, чтобы присмотреться поближе. И я отнеслась к этому с особым подозрением после чтения так называемой предсмертной записки в случае с Кобэйном. Исходя из собственного опыта, я с трудом назвала бы её типичной предсмертной запиской. У меня есть много вопросов по поводу почерка. Видите ли, в этой записке нигде не говорится о том, что он хочет умереть. Ему просто не нравится то, что он делает, и он хочет изменить свою жизнь. Я не рассматриваю эту записку как предсмертную и думаю, что было крайне непрофессионально судить об этом так поспешно».
Однако ни один из этих факторов не убеждает Маршалл, что Кобэйн был убит. Она утверждает, что решающий довод — это уровень героина. «Когда я увидела результаты токсикологической экспертизы наличия в крови морфия — 1.52 миллиграмма на литр — я сразу же сказала себе: «Как же он смог нажать на курок?». В этом просто не было смысла. С таким количеством героина в организме это было бы практически невозможно». (Когда героин попадает в кровь, объясняет она, он тут же превращается в морфий — поэтому исследуется не уровень героина, а уровень морфия в крови).