Любовь и сон
Шрифт:
Она не могла.
Ровное дыхание. Выдох, минутная пауза, вдох; Роузи вошла в ритм, задерживая дыхание каждый раз, как затихала Сэм.
Она снова опустилась на подушку.
Однажды во время ее беременности Майк пришел домой и сказал, что у него был долгий тяжелый день, он думал о различных трудностях, с которыми, возможно, придется столкнуться, они, возможно, потребуют жертв и дополнительных обязательств, и, возможно, будет очень тяжело, просто ужасные убытки будут; он весь день прокручивал это в голове, представил со всей ясностью и почувствовал, что наконец-то готов ко всему. Ей этого никогда
Она не хотела, чтобы он был здесь, нет, правда не хотела; даже мысленно пожелать этого — все равно что обратиться в истинную веру на смертном одре: выше ее сил. Но пусть кто-нибудь окажется рядом. Кто-нибудь, кто-нибудь, и пусть скажет, что она права, что она все решила правильно, неправильно, что она дура, что надо подождать — нет, ни в коем случае. Кто-нибудь.
— Мамочка?
Роузи и не думала, что сможет так быстро вскочить; она замерла в нелепой наготе у кровати Сэм.
— Мамочка, мне нехорошо.
У нее опять жар, хотя не такой страшный, как раньше.
— Ничего-ничего, — сказала Роузи, а сердце билось, а во рту пересохло. — Ничего-ничего.
Сэм сбросила покрывало.
— Мамочка.
— Да, дорогая.
— У меня ухо болит.
— Что?
— Изнутри.
— Что?
— Мамочка! — Сэм засмеялась: ну что тут непонятного? — Мое ухо!
И она выразительно показала на ухо и еще, еще раз.
Обычное, явное воспаление среднего уха, сказал доктор Бок (немного смущенный, как показалось Роузи, что не понял этого прошлой ночью) — и, конечно, оно вполне объясняет жар, зачастую сильный жар, на первой стадии такое часто бывает; значит, причину жара мы нашли, и теперь гораздо более вероятно, что приступ был вызван судорогой, и гораздо менее вероятно, что дело в припадке.
Хотя это не факт.
Никакого фенобарбитала?
Пожалуй, нет. Давайте подождем. Посмотрим, что будет дальше.
— Ну вот и хорошо, — сказала медсестра доктора Бока, прилепляя на купальник Сэм наклейку с клоуном. — Как хорошо, что вы не начали принимать фенобарбитал. Верьте моему опыту: если начнешь принимать, то бросать нельзя. Только через полгода, когда курс закончится. Так что все к лучшему.
Утро было чудесное: жаркий, чистый, счастливый день. Счастливый. Обычное, явное воспаление среднего уха.
Ей казалось, что она избежала смертоносной катастрофы: выйти из нее без малейшей царапины, быть в дюйме или секунде от столкновения и медленно, чуть не ползком отводить машину, в ужасе, понимая, что в любой момент… И снова набрать скорость.
Рассказать ли об этом Майку?
В понедельник она ехала вдоль Шедоу-ривер к «Чаще»: уговорились, что на этот раз она привезет Сэм к отцу. Яснее некуда: Майк опять пытается обойти правила. Временами он — не то чтобы показать норов, не то из спортивного интереса — пытался изменить условия соглашения насчет того, кто, что и когда должен делать. На этот раз Роузи была не в силах сопротивляться.
Хотя ей больше
Ей пришлось искать Майка в длинных залах и больших комнатах старого пансиона, тащить за руку Сэм и отвлекать ее от внимания пациентов, которые всегда были очень рады видеть ребенка. В прошлый раз она нашла Майка в комнате для персонала.
— Сойка, — сказала Сэм.
— Нет, — ответила Роузи. — Дятел.
Все комнаты и залы в «Чаще» были названы в честь лесных жителей — отголоски курортных времен. Майк нарезал в кухонный комбайн ингредиенты для коктейля, что ли: банан, чуток йогурта и какой-то серый порошок, который он ложкой зачерпывал из пластиковой коробочки.
— Привет, Майк.
— Ба-а, кто к нам пришел, — пропел он.
А смотрит-то на Сэм. Засунул еще что-то в миксер, добавил фруктового сока, меду из банки, еще серого порошка из Другой коробочки. Сэм было позволено нажать кнопку, запускающую миксер, и смотреть, как смесь пенится и тошнотно хлюпает.
— Попробовать хочешь?
— Ага.
Но только попробовать. Роузи купила дочери мороженое в бумажном стаканчике, затылком чуя неодобрительный взгляд Майка. Забавно. Большинство знакомых Роузи матерей-одиночек противостояли папочкам, которые безоговорочно выполняли все требования своих чад касательно покупок вкусненького, — за самим папочкой нужен глаз да глаз (одна из причин, почему он снова холост); но Роузи было труднее, чем Майку, установить правила питания. Забавно, что Майк мог заставить себя есть или не есть практически все, что угодно, хотя управлять другими потребностями он не мог совершенно: все наоборот.
— Мне мое нравится, — сказала Сэм, роясь маленькой деревянной ложечкой в липкой пародии на сласти.
— А мне — мое, — сказал Майк.
Именно здесь, в Дятле, Роузи впервые сказала Майку, что хочет развода. И запустила ему в лицо пшеничную запеканку, когда он, тупо и по-идиотски ухмыляясь, прошелся насчет нее и Роз Райдер, с которой сам встречался. Давным-давно.
— Ну, Майк, — сказала Роузи. Она скрестила руки и отказалась присесть. — Как твои занятия?
— А, — сказал он.
— Чем занимаешься? — спросила она. — Что это за особый проект?
— Роузи, сейчас я не собираюсь вдаваться в подробности.
— Ладно.
— Это все… — он глядел на Сэм, — вокруг целительства. Отчасти. Что мы можем делать с собой, используя… Скажем так: используя методы, к которым люди прибегали не одно столетие, но которые до сих пор не признаны действенными.
— Например?
— Молитва, — ответил Майк. Он все еще смотрел на Сэм, увлеченную мороженым. — Врачи всегда знали, что некоторые люди могут справиться с неизлечимой болезнью даже на последней стадии. Чудо. У каждого врача найдутся примеры.
— Победа разума над телом.
— Ну, больше, чем над телом. Зачем так ограничивать. Доказано, что есть возможность создать свою личную вселенную.
— Это как исполнение желаний, да? — отозвалась Роузи. — Все в таком духе?
— А если они и в самом деле исполняются? Она наблюдала, как он цедит свой коктейль.
— Знаешь, люди, как правило, перестают в это верить, — сказала она, — когда вырастают.
— Как правило, — подчеркнул Майк.
— Мой друг Клифф…
— О боже, тот тип…