Любовь и война Майкла Фрейзера. Книга 2. Сад земных наслаждений.
Шрифт:
– Зачем нам новые унитазы, - угрюмо набычился Майкл,- если и эти хорошо справляются со своими обязанностями?
– Но, милый, им уже по двадцать лет! Мы их установили сразу после войны!
– И что?
– Они безнадежно устарели!
– А в современных унитазах ещё и можно умываться?
– Фрейзер,- начала закипать жена,- мне стыдно людей пригласить в дом!
– А что, они к нам только за этим и ходят? Вот когда я служил в Заполярье, то пользовался нужником с простой дыркой в полу, и ничего, не жаловался!
У Памелы от гнева загорелись щеки.
– Может,
– Зато не будет проблем с постоянной сменой унитазов!
Сантехнику, конечно, всё равно поменяли, и Майкл изворчался, оплачивая счета за покупку и установку.
В краткие периоды отдыха от Уолл-стрит его невозможно было куда-нибудь вытащить. Памела отчаялась, уговаривая мужа сменить обстановку.
– Любимый, давай поедем во Флориду, погреемся на солнышке!
– Я на всю жизнь прокалился в Бурдшире, получив столько солнечного тепла, что хватит на весь штат Аляска в летние месяцы!
– Тогда покатаемся на лыжах в Швейцарии!
– Со времен Заполярья я не питаю симпатии к снегу!
И как же он проводил отпуск? Садился на свой любимый "спитфайер" и улетал в давно уже опустевшее "Логово Лайонелла", где жил только в компании собственного камердинера. Ходил на охоту, читал и отдыхал от людей, поддерживая связь с внешним миром только по допотопному радио.
– Мой плюшевый барашек, - тяжело вздыхала жена,- ты становишься анахоретом и брюзгой!
Да он и сам это понимал, но что поделаешь? Майклу тяжело было примириться с тем, что ему шестьдесят. Он болезненно осознавал, что жизнь уже состоялась, и ждать по большому счету от неё нечего. Вот он и брюзжал, доставая Памелу мелочными придирками и капризами.
В 1967 году правительство Великобритании наградило Майкла Фрейзера медалью "Атлантическая звезда" "за мужество, оказанное при охране союзных конвоев, доставлявших в СССР оружие, технику и другое ценное имущество, поставляемое по ленд-лизу" - говорилось в сопроводительных документах.
Прошло более двадцати лет со дня окончания войны, и Майкл был поражен, что кому-то пришло в голову вспомнить об его участии в боях на русском Севере. Он позвонил брату.
Фред сделал блестящую карьеру в своем таинственном ведомстве, и сейчас курировал отдел, отвечающий за ядерное оружие. Он так и не женился, женщин сторонился, и являл собой отличный образчик типичного, помешавшегося на службе холостяка.
– А, - отмахнулся вездесущий брат,- англичане почему-то именно сейчас заговорили о своем участии в северных конвоях. До этого они об этом и не вспоминали, немало обижая своих ветеранов. Наверное, какой-нибудь чиновник наткнулся на твое имя в ведомости на зарплату! Ты там пробыл два месяца?
Майкл посчитал.
– Шесть месяцев, без нескольких дней.
– Не суть! Тогда награда нашла своего героя, потому что тебя должны были наградить ещё в сорок пятом! Впрочем, хорошо, что это происходит сейчас, а не двадцать или десять лет назад во времена разгула маккартизма, а то бы тебе пришлось в обнимку с этой медалью бежать из страны, как русскому шпиону!
Брат был прав. Майкл болезненно воспринял и речь Черчилля в Фултоне и антирусскую истерию пятидесятых. Неужели миру мало
Кроме самых близких людей никто не знал, что он бывал в СССР, а Майкл не любил об этом распространяться. И вот, о его участии в той компании неожиданно вспомнили в Англии.
– Кстати, - жизнерадостно добавил брат,- я тоже лечу в Англию на конгресс физиков-ядерщиков. Везу одно юное дарование! Нас там набивается целый самолет, но если хочешь, прихвачу тебя с собой!
Майкл от такой чести отказался - вряд ли Памеле понравилось бы такое соседство. А что жена захочет его сопровождать, он не сомневался. С тех пор, как умерли Вормсли, Майкл в Англию не приезжал по весьма тривиальной причине - ему там нечего было делать!
Конечно, Фрейзер принципиально не дал даже пенни на бизнес Эдварда, но тот занял деньги у Кентсома и брата Памелы, открыл свой дом моды, и его дела пошли в гору. И теперь, когда Майкл видел вокруг себя толпы женщин разной комплекции и возраста, обряженные в мешкоподобные куцые платья выше колен, он горько констатировал, что его сын действительно способный модельер, раз стоял у истоков этой жуткой моды.
Тонкие кривые ножки с жиденькими коленками, торчавшие из-под коротенькой трапеции подола, едва ли были хуже отвратительно задравшихся на пышных задах подобий набедренных повязок. На то и дал Господь женщинам возможность носить длинные юбки, чтобы скрывать недостатки фигуры!
– Ты типичный ретроград и порядочный зануда,- отмахнулась от его замечаний Памела, но свои юбки предусмотрительно укоротила только до середины колена.
Эдвард знал, что отцу не нравится его занятие, но не слишком переживал по этому поводу. Они иногда перезванивались, делясь последними новостями, но не более. Пару раз сын навещал США - первый раз приезжал на похороны деда, во второй раз был проездом, направляясь на Западное побережье к брату.
Мэйбл, родив своему герцогу сына и дочь, тихо жила с мужем в его резиденции, где-то в сельском захолустье.
Но вовсе не своенравные детки были причиной того, что Майкл остерегался посещать Британию, а его любимая сестра Джил.
Марджори могла бы гордиться своей дочерью! Прожив двадцать лет жизни добродетельной матроной, она на пороге пятидесятилетия, как говорится, "пустилась во все тяжкие".
Ди Оливейра встал в позу и развода благоверной не дал, но Джил в нем и не нуждалась. Жозе очень быстро сменил какой-то боксер из Кубы, а потом даже ушлые газетчики и то перестали успевать за сменой любовников эпатажной дамы "немного за тридцать"!
Денег у неё было много, желания их тратить ещё больше, и она успешно наверстывала потерянное за годы брака с ди Оливейрой в залах казино и на модных вечеринках.
Майклу было больно смотреть на всё это. Почему-то чудачества и непристойные выходки Марджори вызывали в нем покровительственное снисхождение, а глядя на распутство Джил, он испытывал чудовищный стыд. Вот поэтому и старался держаться от сестрицы подальше, следя за её похождениями издалека и узнавая подробности только из газет.