Любовь и жизнь леди Гамильтон
Шрифт:
Растерянная, смущенная всем тем, что на вес обрушилось, Эмма подошла к мисс Келли.
— О миледи, вы желаете, чтобы я осталась здесь? Но как же я могу? Миссис Кейн приняла меня и была всегда ко мне добра. Я должна быть так ей благодарна!
Мисс Келли насмешливо расхохоталась.
— Ты еще очень молода, дитя мое. И очень доверчива. Неужели ты думаешь, что миссис Кейн приняла бы тебя, если бы не поняла из твоего рассказа, что тобой интересуюсь я? Я ничего не покупала у Кейна целый год, и, конечно, ему изменил также мой принц и весь его двор. А это для Кейна очень чувствительный убыток. Поэтому добрая
Эмма невольно протянула к мисс Кейн руки.
— Очень хочу, миледи, очень! Вы так прекрасны, так добры!
Мисс Келли улыбнулась.
— Добра? Что ты знаешь о доброте, дитя мое? Просто я влюблена в тебя, в этом все дело. А если бы ты смогла тоже полюбить меня…
Она притянула Эмму к себе на кушетку и нежно провела рукой по ее волосам.
— Как хорошо нам будет вместе! Настоящие подруги, без зависти, без эгоизма. Между нами не должен встать ни один мужчина, никто не сможет нас разлучить. Ах, как я по тебе тосковала все эти долгие-долгие месяцы. Я из Парижа написала Крук, чтобы она задержала тебя тут, если ты появишься. Она мне ответила… о, это письмо! Она ответила, что ты уже приходила и ушла, и она не знает куда. Я тотчас же вернулась. Я сделала все, чтобы найти тебя. Это были ужасные недели, пока Хоукс не отыскал тебя наконец у Кейна. Но вот ты со мной и я больше тебя не отпущу.
Она обвила руками шею Эммы и привлекла ее к себе, чтобы поцеловать. Эмма невольно отпрянула. По лицу мисс Келли скользнула какая-то тень. Она медленно выпустила девушку.
— Нет, ты меня не любишь, — сказала грустно. — Никто не любит меня.
— О, миледи!
— Миледи! Почему ты говоришь со мной так холодно, так официально? Если бы ты меня любила, ты звала бы меня Арабеллой, а я тебя Эми. — Казалось, она погрузилась в мрачное раздумье, но вдруг встрепенулась, и в глазах ее блеснул гнев. — Разве ты не видишь, что я страдаю по тебе? Зови меня Арабеллой, слышишь? Я приказываю, я этого хочу!
Полуиспуганная, полуочарованная странным обращением мисс Келли, Эмма с трудом выговорила:
— Арабелла…
Мисс Келли радостно засмеялась.
— Как робко! И ты еще хочешь стать актрисой! — Она насмешливо сморщила губы. — Я тоже когда-то хотела, пока не обнаружила, что это совершенно лишнее — становиться кем-то. Даже самая великая актриса — всего лишь содержанка мужчины. Что ты так возмущенно на меня уставилась? Это именно так. Однако я не стану тебя обескураживать. Кроме того, искусство до сих пор еще самый легкий и быстрый способ показать себя. Так что учи, запоминай, декламируй, а если хочешь ходить в театр — у меня везде ложи, пользуйся ими, сколько тебе угодно. — Она взглянула на часы, стоявшие поблизости на камине. — Уже так поздно? Скоро явится мой гость. Знаешь кто?
— Мистер Ромни?
Мисс Келли сделала пренебрежительный жест.
— Ах, этот? Он вообще здесь больше не появится. Я порвала с ним. У него постоянно приступы высокой нравственности, и тогда он
Эмма смотрела на мисс Келли с испугом.
— Платит? — повторила она. — Он платит?
Мисс Келли с хохотом откинулась на кушетку. Странным, как бы испытующим взглядом окинула она Эмму с головы до ног.
— Все, что ты здесь видишь, оплачено им. Это обходится ему недешево. Бедняга еще несовершеннолетний и располагает только небольшими карманными деньгами, которые ему выдает его папочка, этот король филистеров. Так что принцу приходится залезать в долги и обращаться к ростовщикам.
— И вы — ты — принимаешь это от него?
— Кто желает стать королем, должен заранее этому учиться. Не возьму я — возьмет другая. Всем нам надо платить, даже порядочным супругам. Только этим-то приходится хуже, чем нам. Им не так просто вырваться на свободу, если они уже сидят на золотой цепи. В этом только и разница между ними и нами. Все остальное ложь, фразы, лицемерие. Ну, не принимай такой удрученный вид дурочка! Лучше иди ко мне и захвати изумруды. Укрась меня для толстячка и надень на меня золотые цепи.
Она, смеясь, протянула белую руку, с которой соскользнул рукав, открыв изящный сгиб.
Эмма машинально повиновалась. Все услышанное оглушило ее. Саркастический тон мисс Келли, когда она говорила о Ромни, принце, о себе самой и обо всем мире, поверг Эмму в смятение и печаль. Неужели это действительно так, и повсюду царит лишь корысть и холодный расчет?
Она надела на мисс Келли браслеты, закрепила на шее, круглой и нежной, колье и вдела серьги в розовые мочки ушей.
Руки Эммы задрожали, когда она, опустившись на колени около мисс Келли, прикоснулась к ее теплому телу. Эта женщина с выступавшей из красного корсажа белой грудью, раскинувшаяся на кушетке, сложив руки под черными волосами, показалась ей ослепительно прекрасной, Темными полукружьями лежали ресницы на бледных щеках. А рот…
Взглянув на этот рот, она невольно вскрикнула. Верхнюю губу покрывал нежный пушок. Изящный, благородный изгиб, в уголках рта — маленькие затененные ямочки.
— Что случилось, Эми? — спросила мисс Келли. — Что тебя напугало?
Она все еще лежала навзничь, неподвижно, с закрытыми глазами. Белые зубы блестели за жаркими алыми губами.
Эмма смотрела, как зачарованная.
— Твой рот, — проговорила она с трудом. — Как он красив! Как рот Овертона. Я не могла отвести от него глаз.
— И тебе, наверно, хотелось бы его поцеловать?
— Поцеловать…
— Почему же ты не целуешь, дурочка?
Она внезапно охватила Эмму, привлекла ее к себе и стала покрывать ненасытными горячими поцелуями ее лицо, шею, грудь.
— Я твой Овертон! Я люблю тебя, люблю! Поцелуй меня, моя маленькая белая голубка. Целуй же, целуй меня!
* * *
Эмме удалось наконец вырваться. Она провела обеими руками по голове. Ей казалось, что из ее распущенных волос с треском вылетают искры, что ее кожу исхлестали крапивой. Когда мисс Келли поднялась, Эмма с ужасом отпрянула от нее.