Любовь к далекой: поэзия, проза, письма, воспоминания
Шрифт:
Вижусь здесь довольно часто с Рославлевым. Он теперь ужасно толст, все поголовно отзываются о нем как о нахале и о мошеннике, но тем не менее он преуспевает. Стихи его всюду печатаются, книги покупаются за хорошую цену издателями (осенью выйдут целых три). Популярность свою он создал и поддерживает главным образом чуть ли не ежедневными выступлениями в разнообразных концертах и вечерах — в гимназиях, пансионах, на курсах, землячествах и т. д. На одном таком вечере я был вместе с ним. Держится он весьма внушительно. Выговаривал распорядителям, что за ним не была послана карета; едва приехав, стал требовать, чтобы его угощали (вечер благотворительный каких-то сибиряков-студентов). Ну пока до свидания.
Ваш В. Г.
Адрес теперь: С.П.Б. Пушкинская, д. 14, кв. 17.
P.S. Сижу сейчас уже
5
31/III 1909. С.П.Б.
Дорогой, милый Андрей Акимович,
Как бесконечно давно не писал я Вам. Как-то незаметно проходит время, и все мне кажется, я ничего не делаю и ничего не успеваю делать. Импульс к работе у меня все время необычайный, но в то же время, по-видимому, — и необычайная лень. Впрочем, кое-что я все же, конечно, делаю: хотя и не считаю я делом все свои многочисленные рецензии, но написать-то их надо. Живу более оживленно, чем в Москве: появились некоторые новые знакомства, но все какие-то непрочные, поверхностные и случайные. Был как-то у Городецкого: видел там всех здешних «экзотистов» (новый термин): Ауслендера, Гумилева, гр. А. Н. Толстого (знаете, что появился такой?). Читаю много: все вновь выходящие книги, чтобы дать о них заметки. Значительного не вышло ничего: только второй том Зайцева чудесен. За таким чтением не примешься ни за что серьезное, властное, захватывающее; да и самое чтение для рецензии всегда какое-то нехорошее, нелюбовное, не с открытой душой. Осенью издам, вероятно, 2-ю книгу стихов. Сейчас раздаю их повсюду усердно. Что делаете Вы? Что думаете, читаете и над чем работаете? Долго ли еще пробудете в Москве перед летней поездкой в Англию или еще куда? Поздравляю с прошедшей Пасхой.
Ваш В. Г.
Пушкинская, д. 14, кв. 17. СПб.
6
27/IV 1909. СПб.
Дорогой Андрей Акимович,
Вот как долго опять не писал Вам. И почему это я все упускаю и со всем опаздываю, — мне самому непонятно. Все думаю о том, что надо себя тренировать и взять в руки, — и все остается по-прежнему. Часто думаю, что если это и не единственное, то все же самое главное, что мне недостает. Хоть бы кто-нибудь другой стоял бы на страже надо мною. Вот стал я вставать теперь чуть ли не в 11. Конечно, это безобразие…
Впрочем, я каждый раз, кажется, пишу все одно и то же. Вы любите «литературные известия» — сообщу Вам что-нибудь из этой области. Был однажды у Вяч. Иванова. Он, оказывается, читает здесь у себя на квартире молодым поэтам целый курс теории стихосложения, всё по формулам и исключительно с технической, с ремесленной стороны. Формулы свои пишет мелом на доске, и все за ним списывают в тетрадки. А какие-то дамы, так те каждое слово его записывают, точно в институте. Среди слушателей были поэты с некоторым именем (Гумилев, Потемкин, гр. Толстой). Остальные – какие-то неведомые юнцы. Держится Вяч. Иванов — куда более властно и надменно, чем Брюсов, все же учреждение это именуется академией поэтов.
История другого рода — как три литератора, поэт Андрусон, беллетрист Грин и еще кто-то, украли у одного добродушного издателя 60 р. и два пальто. Происшествие это не произвело даже особенного переполоха. Еще бы хотелось Вам рассказать о Фидлере (знаете, известный немецкий переводчик) с его «литературным музеем». Немножко похож он на Бахмана, но гораздо курьезнее…
Веду я сейчас. Андрей Акимович, довольно беспутный образ жизни. Почти ни одного вечера не бываю дома. Какая-то исступленная, мучительная жажда жизни у меня: все кажется, что еще не жил до сих пор интересно, полно, чего-то хочется, может быть любви (!). Вчера выписал даже из Ценского следующую фразу: «жить нужно так жадно, как будто каждый час твоей жизни — последний час». Чувство того, что уж много от жизни прошло, — впервые является у меня теперь.
Читаю,
Вот собираюсь, быть может, на несколько дней в Москву. Мамаша хочет со мной повидаться. Скажите, Андрей Акимович, Вам не будет неприятно, если я попрошу у Вас разрешения остановиться у Вас на эти дни — в комнатке, где останавливался Хрустачов. Или она уже занята как-нибудь или это почему-либо неудобно? Конечно, я мог бы остановиться и у мамаши, но им и без меня тесно.
Если приеду теперь, расскажу Вам много забавного. Вообще хотелось бы повидаться с Вами и поговорить кое о чем. Здесь у меня совсем нет друзей. Чувствую себя часто одиноко. Хессин же совсем стал безнадежен.
Но не выводите из письма, что я разочаровался в своем Петербурге. Нет, и жить мне в нем легче, и больше он как-то в моем стиле (Москва слишком русская), и многое в нем изумительно красиво. Достаточно хоть однажды ехать ночью с Петербургской Стороны или Васильевского — через Неву… Москва гораздо будничнее и ежедневнее.
Ну, может быть, до скорого свидания. Едете в Англию? Как работаете?
Ваш В. Г.
Осенью хочу выпустить здесь новую книгу стихов. Зимою же, быть может уже будет готов сборничек рассказов. Вообще, с осени буду здесь всячески утверждаться. И все удастся несомненно, если только не бесплодным (в смысле работы) будет лето.
7
23/V 1909. СПб.
Дорогой Андрей Акимович,
Живу все так же — не по-настоящему. Рассказов не пишу, ничего не читаю (кроме новинок). Завелось у меня теперь здесь несколько знакомых поэтесс и девиц, любящих поэзию; приходят ко мне, и говорим мы с ними разные изысканные вещи. Некоторые из них довольно умны, но, к сожалению, не возбуждают во мне ни намека на влюбленность; без этого же делать какие-нибудь покушения мне как-то неловко. С Анной Яковлевной все тянется невозможная канитель, и я сам нахожу, что жертвую ей слишком многим. Теперь надежда на дачу: поедем, конечно, в разные места, и постараюсь показываться как можно реже. Брюсов, по-видимому, догадался о Вашем беспокойстве и вскоре после моего приезда сюда прислал мне письмо, где выражает сожаление, что мы не встретились в Москве, что я не сообщил ему даже своего московского адреса (телефон не в счет), и просит прислать рассказов в «Русскую мысль». Сегодня открыли у нас памятник Александру III. Тардов прислал мне письмо из Тавриза (говорят, он командирован туда «Русским словом»).
Ваш В. Г.
8
5/VI 1909.
Дорогой Андрей Акимович,
У нас все уже разъехались и разъезжаются: завтра и я поеду в Куоккалу искать себе летнего жилища: если устроюсь там, лето будет, вероятно, довольно забавное – в Куоккале иного литераторов и прежде всего Чуковский. Вчера был в Царском Селе у Анненского (один из редакторов «Аполлона»): очень интересный старик — какой-то спесивый, важный, в учености действительно изумительной и даже, примеряя к собственный возможностям — непостижимой. Однако не без некоторых слабостей. Вы его знаете — он перевел всего Эврипида и написал ряд критических исследований. У нас много говорят о памятнике Трубецкого: Рославлев сочинил на него великолепную эпиграмму (сообщу в закрытом письме). Маковский собирался было читать специальную лекцию о нем. Написал на днях интересный рассказ «Марго». Ну всего Вам хорошего.