Любовь к трем цукербринам
Шрифт:
Приличную часть этих пяти минут, подумал Кеша, занимает самопрезентация.
– Люди, как и крысы, смутно предчувствуют будущее, – продолжал Анонимус. – Лучшие фантасты человечества часто угадывают отдельные черты нового века, но так смешно ошибаются с другими… Оруэлл подарил нам слово «мыслепреступление», но совершенно не представлял, что оно станет обозначать в действительности, поскольку в его время сексом занимались исключительно на физическом плане. Или вспомним, как воображали реальность будущего создатели легенды про Матрицу. Человек был вмонтирован в особую капсулу, а к его голове подключался разъем, соединяющий его с единой информационной сетью, которая, кстати, в те годы уже существовала. Поразительное прозрение!
Анонимус растянул угол маски в свою фирменную циничную усмешку – отчего в очередной раз стало ясно, что никакого лица за ней не скрыто.
– Но вот где авторы фильма развели самую настоящую, простите за выражение, конспирологию – так это в вопросе соотношения двух реальностей. В фильме люди не знают, что с ними происходит на самом деле. Они видят себя и других в поддельной реальности, не имеющей ничего общего с действительным положением их физических тел, плавающих как зародыши в своих пузырях. Именно этот грандиозный обман делает освобождение возможным… Потому что из сна можно проснуться в явь, из обмана можно бежать в реальность… Можно пережить ужас пробуждения и стать избранным – тем, кто все понял…
Анонимус сделал одну из своих коронных гримас – сначала изобразил неподдельное благоговение, а потом каким-то крохотным движением лицевых черт превратил его в цинизм такого запредельного градуса, что Кеша не удержался от смеха.
– В те годы цивилизация задыхалась под гнетом разросшегося финансового сектора. Степень неравенства в тогдашнем обществе труднопредставима для современного человека. Медиа были лживыми и лицемерными, социум – иерархичным. Поэтому тогдашние фантасты и предположить не могли, что избранными, как Нео, в будущем станут все без исключения. Вот только подпольщиков среди них будет, хе-хе, маловато. Да, друзья, можно сказать и так – мы подключены к матрице. Но мы отлично это знаем. Мало того, мы за подключение платим. И у нас даже есть профессиональные юмористы, зарабатывающие себе на жизнь скетчами по этому поводу – причем от их унылой самодовольной тупости нас всех давно тошнит…
Анонимус сперва ухмыльнулся собственной шутке – а потом, словно испугавшись, что его могут принять за одного из таких юмористов, помрачнел.
– Мы просто не думаем больше на эту тему, – продолжал он. – И поэтому, в отличие от Нео и Магнуса, не можем убежать. Убегать некуда. Реальность не скрыта от нас вселенским обманом. Зачем? Это слишком неэкономно. Реальность не запрещена. Она всего лишь не видна. Она скучна, и мы прячем ее под обои фейстопа. Физический мир скрыт за ворохом электронных симуляций и поп-апов. Нас не надо вводить в принудительный транс уколами наркотиков или настроенными на ритмы мозга вспышками. Мы зомбируем себя сами – и больше всего боимся, что это прекратится. Мы способны в любой момент увидеть реальность, отвлекшись от наложенной на нее лжи, но мы этого не делаем. Зачем? Мы и так все знаем про этот скучный и всегда одинаковый бэкграунд… Ре-аль-ность. Ну и что? Зачем, Нео? Не интересно…
Кеша подумал, что Анонимус – такой же примерно враг системы, как Little Sister. «Оппа-Зишн Стайл», как пели в древности. Просто его задача, как и у прочих светлых борцов – собрать вместе все возможные претензии к «менеджменту» и слепить их в грозно грохочущие, но безвредные комбинации слов, которые не то что не расшатают существующий порядок, а убедительнейшим образом докажут – от противного – его незыблемую безальтернативность.
И неудивительно. Иначе на фейстопе никакого
Кеша чуть заметно наклонил голову, и маска смолкла. Кеша наклонил голову сильнее, и, превратившись на миг в звездный дождь, Анонимус сжался до своей обычной фигурки на фейстопе. Пять минут правды кончились.
Сестричка пускала в фонтане кораблики. Увидев, что Кеша смотрит на нее, она отвернулась. Сердце над головой Мэрилин опять горело, но мысли Кеши устремились совсем в другую сторону.
Анонимус сказал кое-что интересное. Вернее, навел на мысли.
Действительно, когда Кеша последний раз видел физическую реальность под фейстопом? Сложно было даже припомнить. Да и зачем? Что, спрашивается, могло там измениться? А вот если специально постараться увидеть – прямо сейчас? Сможет он сразу или нет?
Раньше Кеша умел переключать внимание очень быстро. Это было одновременно просто и муторно – следовало расфокусировать особым образом взгляд, как бы угадав еще один фон, спрятанный под итальянской площадью. И тогда…
Кеша напряг глаза и волю. Так… Так…
Фейстоп потускнел. Затем перед глазами поплыла зеленоватая пелена, словно он засыпал. Несколько секунд Кеше казалось, что он летит куда-то сквозь облака зеленого тумана. А потом…
Ну да. Вот оно, такое же, как всегда.
Там, где только что были фонтан и сестричка, стала видна гигиеническая трекпэд-мембрана, отделяющая его от социальной партнерши. Именно по ней гуляли его руки, когда Кеша чувствовал под ними чужое тело. Но для выдрессированных долгой тренировкой нервов прикосновение к мембране давно уже превратилось в интимнейшую форму контакта.
В своем обнаженном естестве мембрана выглядела странно. Это была золотистая упругая поверхность из чего-то среднего между пружинистой тканью и эластичной пластмассой – с узором, похожим на мелкие пчелиные соты. Так выглядели сопла разрядников, позволяющих мембранной матрице создать тактильные ощущения в дополнение к внутримозговой стимуляции.
На мембране были видны темные полосы, оставленные его руками и ногами, которые щупали, обнимали и охватывали то, что скрывалось за ней. Словно засаленная спинка дивана в древнем love-отеле, какие показывают иногда в кино. Вот ты какая, сестричка, мрачно подумал Кеша – и так восхитился собственной высокой иронии, что чуть не проартикулировал эту мысль…
Потом он поглядел на свои руки.
Ногти на его пальцах были крошечными мягкими бляшками, не способными ни за что зацепиться – их рост купировался с детства. Ладони и пальцы покрывала сложная оранжевая татуировка – вживленные в кожу микросенсоры, работающие вместе с мембраной.
Мембрана была настолько податливой, что позволяла любую акробатику и кама-сутру. Она казалась огромным – Кеша не мог удержаться от такого сравнения – презервативом.
Причем дырявым. Никакого прямого контакта между социальными сожителями не было – за исключением требуемого по закону «Об общественном самовоспроизводстве» универсального копулятивного отверстия «AC/DC», рассчитанного на стрэйт– и гей-пары (как выходили из положения лесбиянки, Кеша даже не знал – существовал, наверно, какой-то нетривиальный механизм).
Кеша не был инженером-нанотехнологом и вообще не понимал, как эта дырка, закрытая сейчас шторкой, может ездить по мембране. Правда, у дырки имелся тонкий черный ободок, и вот этот ободок, собственно, и перемещался – как застежка-молния, сдвигающаяся в любую сторону… Сама дырка, технически говоря, была не в мембране, а в черном диске, просто она занимала всю его площадь, оставляя от него только край. Но физика происходящего все равно оставалась непонятной.
Кеша отвернулся от мембраны, покосился вниз – и увидел свое тело.