Любовь как любовь. Лобовы. Родовое гнездо
Шрифт:
Татьяна возилась во дворе. Он, бледный, окликнул ее из-за ворот.
– Господи! Что-нибудь случилось? – испугалась она его вида.
– Ты не пугайся. Мне просто надо поговорить…
– Нашел время! Да и не о чем нам с тобою говорить.
– Таня… – он открыл калитку, вошел во двор.
– Оставь меня в покое… – развернулась Лобова. – Я Платона позову.
– Не надо, я сейчас уйду… Скажи мне только одно… Люба – моя дочь?
Она не смогла ничего ответить, ушла в дом. Супруги Лобовы провели бессонную ночь.
Наутро
– Платон… – окликнула его супруга. – Ты же мудрый человек…
– Спасибо. Хоть это ты признаешь, – хмуро отозвался Лобов. – Ну что еще?
– Не знаю, говорить обо всем Любе? Получается, мы всю жизнь ее обманывали.
Лобов молча продолжал одеваться, жена помогала ему.
– Значит, по-твоему, когда я говорил Любе «дочка», я ее обманывал? И когда говорил, что люблю ее – тоже врал?
– Я не об этом…
– Не надо было с ним разговаривать. Послал бы его…
– Он уже знал, понимаешь? Что Люба – его дочь.
– Где же он это раскопал, ешкин кот?
– Может, кто-то ему сказал?
– Ерунда, – отрезал Лобов.
– Значит, вспомнил, прикинул, – предположила Татьяна. – Господи, сохрани и помилуй, – перекрестилась она. – Чего он задумал…
– Вот сейчас я и узнаю! – собрался наконец Лобов.
В это время в кабинете Прорвы разговор шел как раз о нем.
– Лобов знает о наших планах…
– Это невозможно, – возразил Калисяк своему шефу, но тут же поправился: – Кто ему донес?.. Вадим Борисович, утром эксперт прислал свое заключение, что от Киселева достать воду нельзя.
– Да! – в сердцах ответил Прорва. – Одно ясно, что Лобов теперь не продаст ни сантиметра…
– Шеф, вы сильно не огорчайтесь, если с разливом воды мы пролетаем. У нас и без этого неплохой бизнес налаживается – соки и варенья.
– Ерунда! Меня интересуют только большие деньги, которые должны течь рекой, а не по капельке. – Прорва порывисто поднялся, зашагал по кабинету. – Я должен получить эту воду. Не для того я вернулся, чтобы уступить в решающий момент! – О чем-то подумал и сказал совсем о другом: – Глупо распорядился я своей жизнью. Все не так!
Оба и не заметили, как в кабинет вошел Лобов и вдогонку к последней фразе Прорвы приставил:
– Какого хрена ты вернулся? Решил разрушить мою семью? Пока тебя не было, все было путем!
– Полегче, Платон, не шуми без толку, – Прорва кивнул Калисяку, чтобы вышел. – Платон! Давай договоримся как люди, нам нельзя быть врагами. Подумай о наших детях… Я предлагаю тебе наладить общий бизнес. Ты войдешь в долю…
– Вот тебе моя доля! – Лобов достал из кармана свой любимый кукиш и поставил на стол. – Как посмотришь, сразу вспомнишь!
– Платон, я знаю, что ты упрямый. Ну давай – ради Лики и Миши. Мой капитал – твоя вода, а? Ну что плохого? Ты о таких деньгах и не мечтал!
– На чужом добре руки погреть хочешь? Возвращайся туда, откуда приехал. А к моему дому
Прорва был спокоен и непоколебим.
– Я понимаю, из-за чего ты копья тут мечешь! А мне каково? Как обухом по голове! Клянусь, я не знал, что Люба – моя дочь. Если бы я только знал… я бы не уехал, наверное… Почему Татьяна не сказала мне? Ну почему?
– Ты что несешь, олух царя небесного? Слушай, если ты хоть словом обмолвишься с кем… я за себя не ручаюсь, – кипел гневом Лобов. – Люба – моя дочь. Другого отца у нее не было и нет! Заруби себе на носу!
После высказанной угрозы Лобов развернулся и в сильном волнении вышел из кабинета. Он даже не заметил Настю, стоявшую у дверей с другой стороны.
Правда говорится: пришла беда – открывай ворота! Семейство Жилкиных вступило в бесконечную полосу испытаний, которые в конце концов поколебали их устоявшиеся представления о счастье…
Через несколько дней после возвращения Гриши из-под ареста, ему позвонили и сказали, что его мать, Наталья Аркадьевна, в больнице с инсультом. Гриша тут же рванул в Москву. Петр и Павел, конечно же, слышали, что у них есть бабушка Наташа, но в сознательном возрасте ее никогда не видели. И были очень удивлены известием, что она вообще-то жива… За чаем, в ожидании вестей от Гриши, Люба бегло обрисовала ситуацию своим близнецам:
– Ваш отец должен был стать ученым, так хотела его мать, ваша бабушка. Ее муж, отец вашего папы, был известным в Москве стоматологом. А сын должен был стать известным историком. Я заканчивала медучилище и оказалась в Москве на практике…
– И что? – в один голос воскликнули Петр и Павел.
– Там мы с папой и познакомились…
– И поженились, – закончил Петр.
– Не сразу… Я вернулась домой. А позднее папа ушел на заочное, приехал ко мне, и мы поселились в Ковригине.
– А в Москве почему не остались? – удивился Павел.
– Мы не могли себе этого позволить, а здесь я работу нашла, папа начал преподавать в школе… потом в НИИ устроился. Денег было мало, но мы были счастливы…
– Почему же вы с бабушкой перестали общаться? – У обоих братьев на языке вертелся главный вопрос.
Люба заговорила, тщательно подбирая слова:
– Бабушка меня не приняла. А когда Гришин отец умер, мы вообще перестали видеться. Гриша узнавал о матери от соседей. Она считала, что я сломала ее сыну жизнь. Это было очень тяжело для Гриши. Бабушка поставила вопрос ребром: или я, или она…
– И папа выбрал тебя! – закончил Петр. – И правильно!
Наталья Аркадьевна лежала в ПИТе, в палате интенсивной терапии, без сознания. Врач никаких прогнозов не давал. Инсульт – дело такое… Смотря какие участки мозга поражены… Через день Наталья Аркадьевна пришла в себя, и ее перевели в общую палату. Она открыла глаза… и увидела около себя сына, впервые за последние десять лет.