Любовь как любовь. Лобовы. Родовое гнездо
Шрифт:
– Я должна тебе все объяснить…
– Ясно как белый день. Ты никогда меня не любила. Ты врешь, как дышишь!
– Я вру? Это вы все тут заврались, вся твоя семейка! Почему Глеб не знает, что его отец жив?
– Хватит! Показать выход?
– Это еще не все…
– Теперь будешь вешать лапшу своему Ярославу, – сказал Леня и попытался войти в дверь, но она встала между ним и дверью.
– Я тебе скажу правду о твоих родителях, хочешь? Хочешь знать, какие они праведники?
– Не смей! Ты ногтя их не стоишь! – прошипел
– Даже так! Чистоплюи! Я-то хоть чужих обманывала, а они своим врут – родным детям, внукам!
– Ты совсем спятила! Проваливай отсюда!
Он наконец справился с законной женой – прямо перед носом захлопнул входную дверь. К полуночи Настя добралась до Оли.
На следующее утро ее ждало новое испытание. Настя явилась на работу злая и невыспавшаяся, выпила крепкого кофе и стала прислушиваться, что творится в кабинете шефа. В кабинете была тишина. Прорва сидел за столом и рассматривал фотографию, на которой были изображены Люба Лобова и ее близнецы.
На днях Прорва решился заехать к Любе, старшей своей дочери. Напросившись в гости, он просидел за разговорами на кухне часа два – Люба показывала старые фотографии, одну из которых, стыдно сказать, он незаметно и «увел». Люба Прорве очень нравилась – приветливая, красивая. Умная и какая-то мудрая – в ее-то возрасте… Господи, ее можно было бы называть своей дочерью! А Петра и Павла – своими внуками, а скоро и внучка появится! Когда он уже собрался уходить, к Любе приехала мать. Они столкнулись с Татьяной в дверях. Как же она на него посмотрела – с ненавистью, наверно подумала, что он приехал навязываться в отцы! Эх, молодость, бездумная его молодость…
На обратном пути, зная, что Татьяны не было дома, Прорва заехал к Платону. Увидев его из-за забора хозяйничающим во дворе, Прорва крикнул:
– Платон, прости, что я тебя опять побеспокоил, но ты должен это знать.
Лобов подошел к калитке и усмехнулся:
– Ну?
– Речь идет о Насте. Будь с ней осторожнее.
– Это дела семейные, сам как-нибудь разберусь.
– Хочу, чтобы ты знал: она предлагала мне твою землю.
– Что? Что ты сказал? – прищурился Лобов.
– Мне очень жаль, Платон. Но это правда.
Лобов задумался, почесал в затылке, в упор спросил:
– Почему это ты решил мне об этом сказать?
– Если Михаил женится на вашей Лике, мы будем одной семьей. Мне бы хотелось, чтобы она продолжала держаться дружно, вместе. Может, я хоть частично исправлю свои ошибки.
Вот такой был недавно разговор с Платоном. За воспоминаниями Прорва не заметил, как в кабинет вошла эта самая Настя.
– Я не слышал стука, – строго сказал он и быстро спрятал фотографию.
– Простите, я думала…
– Вы неправильно думали. В чем дело?
– Дело в том… что скоро у меня будет доступ к этой воде. И я сразу подпишу разрешение на эксплуатацию источника. Я знаю,
– Меня это уже не интересует. Ни вода, ни фабрика. А более всего – дела с вами.
– Вы не верите, что у меня все получится? – спросила Настя.
– Верю, что вы все сделаете, чтобы выцарапать этот сад у Лобовых. Но я не хочу иметь дело с вами.
Настя даже позеленела от злости, сделала последнюю попытку убедить шефа:
– Разлив воды может заинтересовать не только вас… Я все равно сделаю это. Вам же хуже!
– Мне вас жаль… Мне вам нечего больше сказать. Хотя последнее – вы уволены!
– А на это вы права не имеете, – усмехнулась она. – В России еще существуют законы…
Вы их изучали в том учебном заведении, которое окончили? Тогда, может, скажете, что говорит закон о поддельных документах? Мы друг друга понимаем? Думали, что умнее всех? Ошибаетесь! А теперь покиньте мой кабинет и мою фирму!
Настя была в шоке. Прорва выпроводил ее за дверь.
Проснулась Настя и не поняла, где она?
– Как в старые добрые детдомовские времена… – услышала она голос Оли. – Опять вместе!
– Нашла тоже добрые времена… – хмуро отозвалась Настя. Спала она у подруги на диване. – Почему меня не будишь?
– А какие у тебя дела?
Тут раздался телефонный звонок – звонил Ярослав. Оля ответила, как было условлено, что не знает, где Настя.
– Почему ты не хочешь с ним говорить?
– Потому. Надо мне теперь во всем разобраться. Устала я…
– Ты спала плохо. Кричала во сне. Видишь, как вышло: хотела Лобовых наказать, а наказала сама себя, – Оля подсела к ней на диван. – И что теперь? Жилья нет, работы нет, ничего.
– Последнее слово еще не сказано! Как мои родители в машине горели, я никогда не забуду. Они мне за все заплатят!
– Ну вот что! – прекратила неприятный разговор Оля. – Поживешь у меня, пока утрясется… Пока мозги не вылечишь!
Настя вскочила с дивана, выхватила у Оли свою сумку, крикнула:
– Я сама решу, как мне быть! – потом она что-то вспомнила, стала рыться в сумке. – Мой дневник! Он остался у них, там фотографии родителей, вся моя жизнь… Оля, его надо забрать, понимаешь? Во что бы то ни стало, – лицо Насти сделалось растерянным и испуганным.
– Да они тебя на порог не пустят!
Лобовы несколько дней переживали предательство Насти, ни о чем другом говорить не могли. И чем больше говорили, тем горше становилось. Татьяна не могла понять, как это – жить с людьми, хлеб есть, а за спиной козни строить…
– Я ведь ей верила, как дочке, мне казалось, что мы друг к другу привязались, а она притворялась, – она заплакала. – За что она с нами так? Я не понимаю, не понимаю…
Лобов налил в стакан воды, подал супруге:
– Ну, будет, мать… Я этого не люблю…