Любовь как любовь. Лобовы. Родовое гнездо
Шрифт:
– Сумка тут ни при чем. У меня закружилась голова, потому что я побежала – автобус уже отъезжал… – ответила Настя.
– Скажите спасибо, что он сразу же привез вас к нам… Еще немного, и вы бы потеряли ребенка, – это доктор объяснил Насте, а Любе протянул карту назначений и сказал: – Результаты обследования показывают, у пациентки крайнее нервное истощение. Посмотрите, сестра, там новые назначения. Мы скорректировали схему… И следите, чтобы эта упрямая не вставала.
– Я прослежу, – с нажимом ответила
Из ординаторской она позвонила Лене и сообщила о Насте:
– Жалко мне ее… И тебя тоже. Запуталось все у вас… Может, когда родится ребенок… все изменится к лучшему?
– Я постараюсь, – ответил сестре Леня. – Люб, ты у нас знаешь кто? Сестра милосердия…
Леня приехал в больницу не в приемные часы, Люба провела его в палату. Говорили очень тихо, чтобы не разбудить соседок. Сначала вроде ни о чем. Потом Леня стал потихоньку убеждать Настю, что она теперь не может вот так запросто распоряжаться своей жизнью.
– Может, нам… еще раз… – недоговорил Леня, потому что Настя перебила:
– Мы уже пробовали, не вышло.
– Мы не все знали друг о друге. Настя, я тебя прошу… подумай, – он сделал паузу. – Ради ребенка…
Настя вдруг закрыла глаза, показывая, что разговаривать больше не может или не хочет. Но Леня добавил:
– Настя… Мне без тебя плохо…
После отбоя Люба тихо открыла дверь в палату, подошла к Насте, взяла за руку. Рука была ледяная. Люба осторожно спрятала ее под одеяло. Настя не спала. Обе соседки храпели.
– Вы меня ненавидите. За что… – всхлипнула она в тишине палаты.
– Тс-с! Ты – моя невестка. И давай без «вы», договорились? Подвинься немного, – спокойно сказала Люба и села на край кровати. – Настя, ты пойми. У моей дочурки был врожденный порок сердца. Шансов не было. Кого тут винить?
Настя молчала. Потом решилась сказать:
– Прости меня, прости, пожалуйста.
– Не будем больше об этом вспоминать, – вздохнула Люба. – Что было, то прошло.
– Я постоянно об этом думаю. Вы все из-за меня страдали. Почему я такая дрянь…
– Все меняется, и ты можешь измениться. А вот когда ты изменишься, постепенно и твоя жизнь другой станет.
– У меня сил уже не хватит, – замотала головой Настя.
– А ты не отмахивайся… от того, кто тебе помочь хочет.
– Не хочу, чтобы меня жалели… – призналась Настя.
– Что в этом плохого, Настя? Не жалеют только тогда, когда не любят, – по-мудрому сказала Люба. Она сейчас больше о себе подумала.
– Не привыкла я к жалости.
– Ты сама близких-то жалей, и будем квиты. Я в твоем возрасте тоже была страшная «оторва». Только когда родила Петра и Павла, стала что-то понимать. Так что родишь и успокоишься. Давай-ка, я тебе давление померю.
Люба заметила, что теперь Настя с готовностью протянула ей руку. Давление было нормальное.
– Настя, ты хорошо знаешь эту женщину… Ирину Галанову?
– А что? – напряглась Настя.
– Ты ведь сейчас у них живешь?
– Жила. Не очень долго, – скупо ответила Настя.
– Она приходила, чтобы забрать тебя обратно. Врач не разрешил, и с ней случился припадок.
– Какой припадок?
Люба взяла ее руку, нащупала пульс и осторожно заговорила:
– Она психически больной человек. Ты не знала? На почве того, что у нее нет своих детей. Она считает твоего ребенка своим собственным. Думает, что сама беременна, понимаешь? Такие больные годами могут выглядеть совершенно нормальными людьми, но достаточно ничтожного повода – и…
– Бред, – выкрикнула Настя.
– Именно что бред. Хорошо, что ты съехала от них. Это могло бог знает чем закончиться. За ней приехал психиатр.
Насте хотелось поговорить с Любой о Ярославе: с ним Галановы тоже что-то нехорошее сделали, но не решилась…
Когда Люба ушла, Настя еще долго вспоминала этот длинный ночной разговор – первый в ее жизни откровенный разговор со взрослым и серьезным, каким-то правильным человеком.
Люба больше всех из Лобовых содействовала примирению Лени и Насти. Долго и мудро уговаривала то ее, то его, чтобы ради ребенка простили друг другу все обиды. Леня ходил к Насте раз в два-три дня, и они стали заново привыкать друг к другу. Леня рассказывал ей про то, что было дорого:
– У нас вообще все хорошо растет. Я когда маленький был, отец даже арбузы на огороде выращивал. Только они были малюсенькие… как теннисные мячики.
– Теннисные мячики? – смеялась Настя. – Хоть сладкие?
– Ага. Я так гордился, что таскал их тайком в школу. Ты как вообще?
– Нормально. Слабость только… – Настя вдруг просияла. – Он уже меня слышит.
– Как слышит?
– А вот так, – Настя дотронулась до своего живота. – Эй, как ты себя чувствуешь? – она прислушалась. – Говорит, что хорошо. Хочешь потрогать?
Леня робко кивнул. Настя приподняла одеяло, и он увидел ее выросший живот, в котором зрел маленький человечек. Его сын… Леня осторожно и нежно прикоснулся к нему. Спросил:
– Толкается?
– Футболист будет, – засмеялась она.
Когда Леня вышел от нее, встретил Любу.
– Леня, когда Настю выпишут из больницы, ты должен забрать ее домой, – серьезно сказала она. – Она не такая сильная, как хочет казаться… Ведь хотела наложить на себя руки…
– И поэтому мы должны с ней нянчиться? – вдруг разозлился он.
– Леня, Настя – твоя жена, – убеждала Люба, прижав брата к стенке в коридоре больницы. – Настя – Лобова. Лобовы никогда по чужим домам не скитались.