Любовь красного цвета
Шрифт:
Несмотря на внешнюю вежливость, в его голосе таилась угроза. Роуленд почувствовал, что назревает драка.
– Послушайте, мне очень жаль, – проговорил он медовым голосом, – но вы явно не туда попали. Это мой номер. Можете проверить у администратора. Извините, но мне надо принять душ…
– Я только что слышал, как зашумел ваш душ, – ответил Ламартин гораздо менее учтиво. – Интересно, как вам удалось включить его отсюда?
– А разве я говорил вам, что принимаю душ один? – Роуленд чуть замялся, а потом, понизив голос, с виноватой улыбкой добавил: – Знаете, мне, конечно, не очень удобно, но буду вам очень признателен, если вы ничего не скажете об этом Женевьеве. Разговоры на работе пойдут, то да се…
На мгновение ему показалось, что его уловка сработала. На напряженном лице Ламартина отразилось вначале сомнение, потом надежда и наконец – презрение. У Роуленда, наблюдавшего за этими переменами, внезапно возникло ощущение, что он смотрит на самого себя – грязного, гадкого. Действительно, распорядись судьба иначе, и он вполне мог бы оказаться на месте этого человека. Ламартин был почти одного с ним роста, такого же телосложения, у него был такой же цвет волос. Да и возраст у них был примерно одинаков. И те эмоции, которые отражались сейчас на лице Ламартина, при сходных обстоятельствах могли принадлежать ему, Роуленду Макгуайру. Роуленд оказался во власти противоречивых чувств. Он испытывал к этому человеку враждебность, одновременно ощущая с ним странное родство. «Мы так похожи», – подумал он и в то же мгновение весь подобрался. Ламартин явно готовился нанести ему удар.
Заметив угрожающее движение, Роуленд сгруппировался, готовясь дать отпор. Однако удара не последовало. Вместо этого Ламартин окончательно переменился в лице. Его черты выражали теперь величайшую любовь и нестерпимую боль – переживания, которые мог вызвать у него лишь один человек на свете. Опустив руки, Роуленд покорно отошел в сторону.
Позади стояла Джини – в халате и босая. Она остановилась метрах в пяти от двери, вперив неподвижный взгляд в лицо Ламартина.
– Хватит лгать, Роуленд, – проговорила она еле слышно. – Я запрещаю тебе. Потому что так нельзя.
Вслед за этим воцарилась звенящая тишина. Паскаль Ламартин вошел в гостиничный номер, даже не взглянув на Роуленда, и замер перед Джини. Он не дотронулся до нее, даже не повысил голоса. Заговорив по-французски, он попросил Джини одеться и выйти. Немедленно. На сборы отводилось пять минут, ни одной больше. Сам же Ламартин намеревался ждать ее в коридоре у лифта. И был бы ей весьма признателен, если бы она в самом деле поторопилась, поскольку кое-что указывает на то – последовал многозначительный взгляд на Роуленда, – что им есть о чем поговорить.
Роуленд не мог не оценить того, что даже в столь дикой ситуации этот парень не потерял рассудка. Выходя из номера, Ламартин задержался и смерил соперника испытующим взглядом.
– Вы в самом деле женаты? – резко спросил он.
– Нет, – ответил Роуленд, глядя в спину уходящему. Ламартин знал, о чем спрашивал.
14
– Говорить будешь позже, – предупредил Паскаль, затаскивая ее за собой в кабину лифта. Восемь этажей вниз они проехали без единого слова, без единого прикосновения, будто были совершенно незнакомы друг другу. Чужие среди чужих – ничего, кроме холодной отстраненности и равнодушия. И все же те, кто ехал с ними в лифте, не могли не улавливать эмоций, владевших этой странной парой. Джини догадывалась об этом, видя, как другие осторожно поглядывают на них, тут же отводя глаза в сторону, стоило лишь встретиться с ними взглядом. Почти ничего не видя перед собой и спотыкаясь, она пробралась к выходу сквозь толпу журналистов, успевшую вновь скопиться в вестибюле. Холодный, влажный воздух несколько оживил ее, и Джини начала что-то бессвязно бормотать, однако Паскаль ничего не хотел слышать. Он упрямо тащил ее за руку сперва через дорогу, а потом по мосту,
Должно быть, Паскаль был по-настоящему оглушен происшедшим. Джини не могла разглядеть его лица – слезы застилали ее глаза. Словно ничего не видя и не слыша, он шел вперед. Даже машины, которые резко тормозили, едва не налетая на них двоих, не волновали его. Когда они перешли на левый берег реки, Паскаль повел Джини вдоль набережной, а потом свернул на узенькую улочку под названием Сен-Жюльен-ле-Повр. И тогда она поняла, куда они направляются. На этой улице располагалась небольшая гостиница, в которой они дважды останавливались в минувшем году. Здесь же, наверное, Паскаль остановился и на этот раз. Джини было уперлась, но он, не обращая внимания на ее болезненный вскрик, только сильнее стиснул ладонь насмерть испуганной женщины. Войдя в старинное здание, они по неширокой лестнице поднялись в комнату, из которой открывался вид на реку и собор Парижской Богоматери. Впрочем, вид этот вряд ли можно было назвать живописным. Из подслеповатого окна Сена и собор не были видны целиком.
Это была та самая комната, где их селили во время двух предыдущих визитов, еще до Боснии, когда Паскаль и Джини приезжали в Париж навестить Марианну. На этой кровати они занимались любовью, из этого окошка высовывались вдвоем, чтобы поглазеть на улицу. Все это было прошлой весной, когда им обоим было легко и радостно, а мир казался наполненным добротой и светом. Сейчас же, войдя в старый гостиничный номер, Джини испытала такое чувство, будто столкнулась с печальными призраками той счастливой парочки. Закрыв лицо ладонями, она уткнулась в стену. Паскаль с грохотом захлопнул дверь.
– А вот сейчас можно. Что ж, рассказывай… – Каждое слово давалось ему с трудом. – Рассказывай, сколько это продолжается. Рассказывай, черт бы тебя подрал, сколько времени ты врешь мне, Джини. С тех пор как уехала из Боснии? А может, еще раньше начала?
– Нет-нет, уверяю тебя, Паскаль, – с умоляющим видом бросилась она к нему, – все произошло только этой ночью. Одна эта ночь – никогда раньше…
– И ты думаешь, я поверю тебе? – отшатнулся он от нее как от прокаженной. – Твоему лживому лицу? Твоим глазам? Да я смотреть на тебя не могу! Ты обрезала волосы. Ты смердишь этим мужчиной. Ты незнакома мне. Всевышним заклинаю, не подходи! А ведь я на собственную голову поспорить был готов, что ты неспособна на это. Кто угодно, но только не ты…
– Паскаль…
– Ни слова больше. Молчи! Только, ради Бога, не вздумай ко мне прикасаться. Я был близок к тому, чтобы убить тебя. И его тоже. Постой. Мне нужно подумать. Душно, воздуху не хватает…
Сжав кулаки, Паскаль заметался по комнате. Прорычав сквозь зубы что-то нечленораздельное, он настежь распахнул окно и высунул голову под мелкий дождь. Шторы словно флаги заколыхались на ветру, со стола на пол слетел клочок бумаги. На нем почерком Паскаля были нацарапаны названия десяти крупных парижских отелей с телефонными номерами. «Сен-Режи» был в этом списке последним. Глядя на эти каракули, Джини не смогла удержать слез.
– Так вот как ты нашел меня? А я-то думала, что ты говорил с Максом…
– С Максом? Нет. – Резко обернувшись, он уперся в нее невидящим взором.
– У меня нет больше сил. Две ночи подряд я провел в дороге, не спал, летел к тебе как на крыльях. Сначала помчался в Амстердам – думал встретить тебя там. Вот, думаю, сюрприз для нее будет! Но тебя там уже нет, говорят – уехала. И я лечу сюда, добираюсь только к двум часам ночи. Здесь главное событие – показы мод, и я понимаю, что тебя нужно искать в отеле, где остановилась Линдсей. Нашел. Но было поздно, твой номер не отвечал. Я решил дождаться утра и… – Он не смог больше говорить. Его лицо потемнело от боли и непонимания. Паскаль закрыл окно.