Любовь-морковь и третий лишний
Шрифт:
Но в тот день все шло через пень-колоду. Не успела Соня задремать, как резкий голос Жанны сказал:
– Здесь пусто.
Щепкина хотела возмущенно крикнуть из-за ширмы: «Зачем ты пришла в мою гримерку?» – но тут раздался сладкий тенорок Павлика:
– Да? А где Сонька?
– Она давно ушла.
– Точно?
– Конечно, что ей тут делать. Входи, хоть здесь спокойно поговорим.
Софья Сергеевна замерла от любопытства, а парочка, убедившись в отсутствии посторонних, расслабилась.
– Я люблю тебя! – воскликнула
– И я тебя, дорогая, – ответил Павел.
– И сколько нам ждать?
– Сама знаешь, мы не властны над ситуацией!
– Боже, какая она собственница!
– Это слишком резко.
– Не отпускает тебя.
– Ну, ее тоже можно понять.
– Нет, собака на сене, и сама не «ам» и другим не дам.
– Жанна!!!
– Что? Не нравится?
– Не очень! Она для меня столько сделала.
– Она тебя почти уничтожила.
– Не понял!
– Дурачок, – зашептала Жанна, – ты бы уже давно сумел подняться, создал бы себе имя, а так… Таскаешься за ней по тусовкам, и все.
– Тина мне клиентов находит!
– Фу! Она тебя при себе держит, отпустить боится, пойми, Тиночка эгоистка. Хороша любовь! Где она раньше была? А-а-а! Вспомни все. Мерзавка!
– Не правда, – мягко сказал Павлик, – и потом, кто прошлое помянет, тому глаз вон. Тина столько для меня сделала!
– Что именно?
– Ну.., квартиру.
– Ты всерьез?
– Конечно.
– Это малая толика!
– Но не все, согласись, делают такие подарки!
– Почему она не купила тебе салон?
– Ну…
– Не мямли!
– Это же очень дорого!
– Сам знаешь, какие у нее деньги!
– Все равно, я не имею права ничего требовать.
– Ошибаешься!
– В чем?
– Знаешь, отчего Тина тебе дело не приобрела?
Она боится, что ты встанешь на ноги, будешь самостоятельным, начнешь зарабатывать и в конце концов сделаешь ей ручкой! Тине выгодно иметь тебя возле себя как собачку на длинном поводке, она боится, что ты осмелеешь, заговоришь, и что тогда?
– Сейчас в тебе говорит злоба. Хотя Тина действительно боится потерять меня, и это понятно.
– Может, и так, – прошептала Жанна, – но я люблю тебя, поцелуй меня.
Воцарилась тишина, потом Павлик воскликнул:
– Все устаканится.
– Когда? – безнадежно спросила Жанна.
– Скоро.
– Когда? – настаивала на четком ответе девушка.
– Ну.., может, через год.
– С ума сойти! Хочешь знать правду?
– Какую? – осторожно осведомился Павел.
– Истинную, – выдохнула Жанна, – ту, о которой ты совершенно не хочешь слышать? Мы всегда с тобой будем прятаться и ходить хвостом при Тине, она ловко нас прищучила. Если я поругаюсь с ней, меня из театра выпрут, а уж о тебе я и вовсе молчу, хотя ты в отличие от меня можешь потребовать…
– Не могу.
– Можешь!
– Не могу.
– Трус.
– Нет, просто я люблю Тину.
– А
– И тебя.
– Что же нам делать?
– Ждать.
– Чего?
– Не знаю, – растерянно ответил Павлик.
В этот момент затаившая дыхание Щепкина пошевелила затекшей ногой. В комнате стало очень тихо, потом Жанна прошептала:
– Ты за ширмой смотрел?
– Нет, – еле слышно ответил Закревский.
– Глянь, там кто-то есть.
– Не может быть.
– Там шуршат, господи, мы пропали.
Соня услышала осторожные шаги, моментально свернулась в клубочек и натянула себе на голову одеяло.
– Успокойся, здесь никого нет, – сказал Павлик.
– А это что?
– Плед скомканный.
– Кто-то тут возился!
– Наверное, мыши.
– Фу!
– Ерунда, поехали отсюда!
– Куда?
– Возьмем Тину…
– Опять! Мы не можем никуда пойти вдвоем!
– Тина…
– Ты только о ней думаешь?
– Как же иначе!
– Все, уходи!
– Не злись.
– Убирайся.
– Ладно, – спокойно ответил Павлик, – остынешь – позвони.
Послышался легкий скрип, потом стук, альфонс удалился.
До слуха Сони донеслись тихие рыдания, шелест и вскрик, полный тоски и боли:
– Тина, я убью тебя, непременно убью, отравлю.
Хватит мучить нас!
В голосе Жанны было столько страсти, что Соня опять забилась под одеяло с головой, мягкие ворсинки полезли в нос, Щепкина неожиданно чихнула и испугалась. Ей совсем не хотелось объясняться с Кулаковой, но из-за ширмы не доносилось ни звука. Софья Сергеевна помедлила немного, потом осторожно слезла с дивана, на цыпочках подошла к ширме и выглянула из-за нее.
В гримерке было пусто, очевидно, выплеснув злобу и гнев, Жанна ушла, она не услышала чиханья и не поняла, что ее беседа с Павликом стала достоянием чужих ушей.
– Ну и как тебе эта история? – поинтересовалась Щепкина.
– Очень интересно, – промямлила я, – вы уже рассказали ее в милиции?
– Конечно, – с горящим взором сказала Софья, – ее ищут.
– Кого?
– Жанну.
– И вы уверены, что это Кулакова отравила Бурскую?
– Сомнений нет, они мужика не поделили, – кивнула Софья, – обычное, скажу тебе, дело, ничего оригинального, почти все пьесы о ревности и смерти, вот хотя бы Шекспир!
– А вдруг Жанна ни при чем?
Щепкина засмеялась:
– Ее весь зал видел, когда она приперла воду.
– Может, это не она на сцену выходила.
Софья Сергеевна ухмыльнулась:
– А кто?
– Насколько я знаю, все участники спектакля в масках?
– Абсолютно справедливо.
– Может, какая-то женщина, переодевшись…
Софья согнулась от смеха.
– Душечка, ты фантазерка. Это же театр! Постороннему человеку на сцену не попасть. И потом, он растеряется, не сумеет правильно выйти, споткнется.