Любовь на десерт

Уилфер Хеди

— Ты попробовала меня на вкус. А теперь попробую тебя я.

Склонившись над ней, он нащупал кончиком языка ее клитор и начал нежно массировать его, делая то круговые, то вдавливающие движения. Не прошло и минуты, как девушка издала гортанный стон и стала изгибаться под ним, то приподнимая, то опять опуская бедра. Ее пальцы судорожно ворошили его волосы, царапали плечи и спину, грубо хватали за ягодицы.

И вот долгожданный момент для Одри настал. Джон вошел в нее так нежно и ласково, что она абсолютно не почувствовала ни только никакой боли, но даже легкого дискомфорта. Ее тело было целиком и полностью подготовлено к принятию именно этого мужчины, чьи движения

внутри нее оказались настолько энергичными и глубокими, а их ритм настолько сладостным и захватывающим, что уже через десять минут после старта их сладостной гонки ее охватил неописуемый, восторженный оргазм, который длился, казалось, целую вечность.

Потом они долго лежали, не говоря друг другу ни слова. Ее тело все еще дышало жаром, будто она действительно участвовала в каких-то умопомрачительных гонках, и теперь он тихонечко, ласково поглаживал ее по бокам и бедрам, как гладит гордый хозяин свою обессилевшую, но победившую на бегах лошадь.

Они отдохнули, и сладострастные желания вновь начали разгораться в их соприкасающихся телах. Тогда Джон обхватил Одри сзади за бедра и потянул ее на себя. Мгновенно разгадав желание мужчины, она с готовностью встала на четвереньки и раздвинув бедра, раскрылась перед ним так, что он мог теперь жадно вдыхать дразнящий мускусный аромат, который источала ее долина любви. Одри не хотела ничего упустить из этой восхитительной игры и она опустила голову, чтобы видеть, как он высунул язык и принялся раздвигать им кудрявые заросли на бугорке Венеры. Когда кончик языка нащупал спуск в долину, к нему присоединился указательный палец, и мужчина ввел оба эти живых инструмента так стремительно и так глубоко, что от неожиданности и сладострастного ощущения Одри вскрикнула. Но это не остановило ни язык, ни палец: в убыстряющемся ритме они продолжали поочередно то входить, то выходить из долины мускусного аромата, и не прошло и пяти минут, как спина Одри изогнулась дугой, ноги лихорадочно задрожали, глаза закрылись — и ее тело судорожно затряслось во втором оргазме, таком же обильном и безудержном, каким был первый.

Правда, на этот раз она распласталась рядом с Джоном порядком опустошенной. Но это была потрясающая опустошенность. Ее голову не тревожили, не баламутили никакие дурные мысли, и, возможно, она бы заснула, если бы над ее ухом не раздался бесконечно нежный голос:

— Полагаю, нам пора и поспать, — прошептал Джон.

— Как? Уже? — Она сладко потянулась.

— Но только в моей постели.

— А как же Эллис?

— Давно уже спит без задних ног и видит сладкие сны. Я твой босс, и ты обязана выполнять мои указания.

Она захихикала и тихо отчеканила:

— Слушаюсь, сэр!

В темноте они подобрали с пола разбросанные вещи и, взявшись за руки, бесшумно побежали по ковру к его спальне.

Никогда еще в своей жизни Одри не ощущала себя такой цельной, монолитной натурой, как в этот вечер. В ней бурлила огромная, беспредельная радость, и, казалось, уже ничто не могло погасить, раздавить ее. Даже мысль о том, что она стала сегодня всего-навсего любовницей своего босса и что их не связывали никакие обязательства, не могла отнять у нее это счастливое переживание, внезапно ворвавшееся в ее жизнь.

— У тебя с собой нет каких-нибудь... — Он не закончил вопроса, потому что как раз в этот момент они вошли в спальню и им надо было сложить на диване принесенную одежду.

— Каких-нибудь — чего? — спросила Одри.

— Каких-нибудь противозачаточных средств.

У нее таких средств не было, но она достаточно хорошо знала биологическое функционирование своего

организма, чтобы быть почти полностью уверенной, по крайней мере сегодня, в отсутствии шансов забеременеть.

— В моем цикле сейчас идут безопасные дни, — ответила она. — А почему ты спросил об этом? По-твоему, я должна постоянно глотать противозачаточные пилюли?

Он обнял ее и сказал:

— Это наша обоюдная ответственность, и если тебе не хочется глотать таблетки, тогда я сам приму необходимые меры предосторожности.

Одри закрыла глаза и улыбнулась. Да разве она могла не влюбиться в этого человека, так заботившегося о ее спокойствии, стремившегося оградить ее от любых неприятностей?

Джон подвел ее к своей широкой двуспальной кровати, они нырнули под пуховое одеяло, и маленькая девушка сразу угнездилась под мышкой мужчины, закинув на него одну ногу, так чтобы в ее долину любви шло тепло от его большого, сильного тела.

— Я всегда и во всем стараюсь быть осторожным, — задумчиво произнес он. — Лучше самому управлять ситуацией, чтобы потом она не управляла тобой...

Три недели спустя, в один из обычных рабочих дней, когда Одри сидела за своим секретарским столом и разбирала бумаги, ей в голову вдруг пришла мысль о том, что им с Джоном становится все труднее скрывать свои отношения от коллег по работе. Никто не затрагивал в разговорах эту щекотливую тему, но она была уверена, что все заметили появившуюся разницу в их поведении по отношению друг к другу. К примеру, ни от кого не могло укрыться, что босс стал появляться в общей столовой всякий раз, когда дела не заставляли его покидать здание во время обеденного перерыва. Отмечено было и то обстоятельство, что вместо того, чтобы обедать за отдельным столом где-нибудь в сторонке, как он делал раньше, теперь Джон всегда подсаживался к своей секретарше и при этом не замечал, что вокруг них сразу воцарялось молчание, хотя до его появления над соседними столами висел неуемный гвалт.

— Люди могут подумать Бог знает что о нас, — сказала ему Одри еще неделю назад, когда они остались одни в офисе. — Ты никогда так часто не обедал в столовой раньше. И никогда так запросто не подсаживался ко мне. Ведь большинство людей не лишено смекалки, и каждый догадается, что если к двум прибавить два, получится четыре.

— Я просто ответственно отношусь к своим обязанностям руководителя, и меня интересует все, что творится на первом этаже офиса и даже в столовой, — успокоил он ее, и на этом их дискуссия тогда закончилась.

А сегодня, когда она с утра зашла к нему в кабинет с ритуальной чашкой очень крепкого черного кофе, он произнес одно слово:

— Рождество.

Одри уже привыкла к тому, что Джон начинал с ней любую неделовую беседу без всяких предисловий.

— Осталось две недели. — Она уселась в кресло напротив него и почувствовала, как по коже побежали мурашки, когда он бросил на нее пытливый взгляд из-под длинных черных ресниц.

— Я хочу, чтобы ты осталась здесь со мной. С нами.

— Не могу. Мать устроит скандал.

— Мы могли бы куда-нибудь махнуть. В какое-нибудь жаркое местечко. Например, провести пару недель на Багамах. Чем плохо? Там можно было бы каждую ночь заниматься любовью прямо на пляже.

— Прямо на пляже? — Ее щеки вспыхнули, а он оттолкнулся в своем вращающемся кресле от рабочего стола и похлопывающим жестом руки пригласил ее к себе на колени.

— Клянусь, ты никогда еще не любила в позе наездницы на песчаном ложе...

— Ты же знаешь, что нет.

— Подойди ближе, и мы испробуем эту позу сидя...