Любовь на гранях
Шрифт:
В том числе мы с Даниелем, которого я не видела с того момента, когда потеряла сознание.
Меня кормили.
А я хотела увидеть лично, как Даниель дышит и разговаривает — наверняка ведь к нему тоже таскаются все эти люди в форме?
Меня лечили.
А мне нужно было убедиться, что его раны заживают…
Учили заново ходить — от нервного и магического истощения со мной случилась лихорадка, которая и повлияла на мое состояние.
А я выла, уже даже не внутренне, потому что потребность увидеть своего мужчину была
Целительница нашла меня уже возле двери. Пошатывающуюся и пытающуюся отдышаться.
Я свирепо на нее посмотрела:
— Даже не думайте… Не дам уложить себя в кровать! Мне надо увидеть до Вальдерея.
Она вздохнула и вдруг улыбнулась, а потом подставила плечо:
— Пошли уже, помогу. А то он тоже пытается встать — но ему точно еще нельзя, раны могут открыться снова.
Путь до двери в конце коридора кажется мне бесконечным.
Но и он заканчивается.
Мы заходим внутрь, и я вижу Даниеля, который пытается привстать на кровати. И начинаю нервно хихикать.
В больничных широченных рубахах, всклокоченные, бледные — мы похожи на двух калек или умалишенных. Но когда его светлые глаза встречаются с моими, все становится не важно.
Женщина подводит меня к стулу, а я отрицательно мотаю головой. И она только возмущенно пыхтит, когда я пристраиваюсь на кровати рядом с Даниелем, который, не отрывая от меня взгляда, с трудом поворачивается на бок.
И говорит всего одну фразу. Не мне:
— Закройте дверь… пожалуйста.
А со мной разговаривает без слов.
Нам они не нужны.
Нам нужно просто смотреть друг на друга. Чувствовать запах. Слышать биение сердец. Переплетать пальцы.
Я глажу его по щекам, а он целует мою ладонь.
Он осторожно притягивает меня к себе здоровой рукой, а я вдруг рассказываю легенду про одинаковые глаза.
Я перебираю его темные волосы, а он обрисовывает языком мои губы.
Мы сплетаемся всеми конечностями и спустя некоторое время засыпаем, дыша в унисон.
Впервые за долгое время совершенно спокойно.
Так нас и застает магистр Ковильян следующим утром. Чуть морщится и поджимает губы — все в нашем положении против правил приличий, к тому же, мы его студенты. Но он ничего не говорит и я благодарна за это, потому что чувствую готовность Даниеля — и что уж там, потребность — дать отпор любому поползновению на наши объятия.
— Меня заверили, что через два дня вы будете в состоянии выехать. Торопиться в дороге не будем, но все же вам — и мне — пора. Его Величество желает видеть обоих.
Замираем. А потом я вздыхаю:
— Кто мы такие, чтобы противиться его воле.
43
Даниель
— Ты —
Я глажу плечо Снежинки, пробегаюсь пальцами по хрупким позвонкам, прихватываю бедра, вырывая прерывистый вздох.
— Твоя гладкость… Твой вкус. Как колотится твое сердце, когда я рядом, как влажнеет кожа, когда я трогаю тебя здесь… и здесь. Я люблю в тебе все. Каждый твой вдох и стон.
Я никогда не был романтичным. Не участвовал в глупых стихоплетных состязаниях, недоумевал от витиеватых комплиментов, которые, порой, выдавали девицам мои друзья. Только закатывал глаза, когда видел, что кто-то вручает своим избранницам дорогие подарки и позволяет надеть идиотский венок из цветов на голову во время праздников.
Ага, венок на голову — ошейник на шею.
Но у моей Эвы будет все. И уж тем более то, что я никогда не делал. Потому что она — моя. Потому что она заслуживает каждого слова, каждого комплимента и поцелуя. А как только у меня будет возможность, когда мы попадем в столицу, я завалю её подарками.
Просто хочу этого. И буду делать. Жизнь слишком хорошо показала мне, что мы можем откладывать… а потом окажется поздно. И потому я не останавливаю рвущиеся наружу чувства и слова. Я ведь могу не успеть ей сказать и показать их.
— Ты сводишь меня с ума… — моя речь становится бессвязной, а я целую спину девушки, ласкаю языком ямочки на пояснице, прикусываю ягодицы и дурею от её возбуждения, — Я поклоняюсь тебе… Как ты дрожишь на пике удовольствия, как шепчешь мое имя и ставишь рядом с ним свое «люблю», как зажмуриваешься, стесняясь, а иногда, когда думаешь, что я не вижу, смотришь на меня так, будто я самое большое твое лакомство. Я все вижу, Эва, потому что смотрю на тебя не отрываясь…
Снежинка остается сдержана в своих поступках и эмоциях. Она — Королева, а королевам присущи манеры, гордость и рассудительность.
Но я чувствую её на другом уровне. И упиваюсь её улыбками, которые — знаю — только для меня. Её острым умом и не менее острыми замечаниями, что бодрят больше, чем ледяная вода. Искорками безумия в её глазах, когда мы остаемся наедине и срываем друг с друга одежду. Её чувственностью и желанием, с которым она реагирует на мои прикосновения. Инициативой, способной зажечь во мне такое пламя, что я сгораю дотла. Тихими признаниями, которые переворачивают все внутри меня и снова и снова делают совершенно другим.
— Ты взяла грани моего сердца в свои тонкие пальчики и можешь раздавить их одним движением. И знаешь что? Я согласен даже на это — лишь бы это были твои руки…
— Никогда. — выдыхает.
Я приникаю к ней, наполняю собой, рычу, уже ни в силах сдерживать страстное желание пометить, снова сделать своей, и в голове все мутнеет, потому что чувствую — она отвечает с не меньшей страстью, готовая на все.
Много раз убить меня и умереть в моих объятиях.
Путь до столицы слишком короток.