Любовь на карантине
Шрифт:
— Значимые сексуальные махинации, — поправляет он услужливо. Такой бойскаут.
— Совершенно верно. Ты меня слушал. — Я улыбаюсь.
— Сэди, детка, я ловлю каждое твое слово. Как ты до сих пор этого не заметила?
О Боже. Мой желудок проваливается сквозь пол. Это убивает меня, когда он говорит сладко со мной. Как его голос становится хриплым, громкость падает, так что он шепчет мне так, что кажется, что мы единственные люди во всем мире. Этот человек ударяет мне в голову быстрее шампанского. Я делаю еще один глоток злого зеленого напитка, чтобы успокоиться.
— Я
— Хорошо.
— Знаешь, я немного волновалась, что мы подружимся.
— Правда? — он спрашивает. И что— то есть в его тоне. Что— то не совсем правильное.
— Подожди. Это звучало плохо? — Я думаю, это звучало плохо. Что, если он думает, что я хочу его только для секса? Как будто только его смехотворно горячее тело имеет значение для меня.
— Не то, чтобы быть просто другом не было бы замечательно и полноценно. Я просто надеялся, что, может быть, мы станем чем— то большим, понимаешь? Но дружба с людьми тоже велика, и нам всем нужен кто— то за спиной. Особенно в такие трудные времена. Привлекательность — это еще не все. То, что мы можем проводить время вместе, просто болтая и узнавая друг друга, — это здорово. И мы много смеемся вместе, верно? Мы наслаждаемся обществом друг друга. Что действительно важно для меня, я хочу, чтобы ты это знала.
— Эван?
— Ты закончила там психовать или уж хочешь успокоить меня еще немного?
— Я просто не хотела, чтобы ты думал, что…ну, ты знаешь. Не дразни меня, скотина. Я и так достаточно напряжена.
Он снова хихикает.
— Я живу, чтобы дразнить тебя. И я так не думаю. Расслабься, милая. У нас обоих есть сильное желание быть близкими друг с другом, и это красиво и естественно. Это то, что делают взрослые, чтобы выразить глубокую и неизменную привязанность — они раздеваются догола и вышибают друг другу мозги.
— О, больше романтики. Ты когда— нибудь задумывался чтобы писать стихи? Я думаю, у тебя есть дар.
— Ты шутишь? Дай— ка я посмотрю, — говорит он, издавая горловой звук. — Как насчет этого? Розы красные, Сэди любит синий, ты не будешь ходить прямо в течение недели, как только я доберусь до тебя.
Я чуть не падаю с дивана от смеха.
— О боже, Эван.
— Тебе нравится?
— Это смешно. И ты хочешь, большой мальчик. Я думаю, что кто— то заискивал перед слишком большим количеством болельщиц.
А потом наступает еще одно такое же молчание, неловкое и долгое. Либо я худший собеседник в истории, либо что— то происходит.
— Черт, — наконец бормочет он. И голос у него такой грустный. Как будто все счастье и хорошие времена были высосаны прямо из его мира. Я видела его счастливым и сварливым, и в нескольких градусах между ними. Но это совсем другое дело.
— Сэди, я должен тебе кое— что сказать.
— Что?
— Ты, наверное, увидишь вещи в социальных сетях и СМИ, как только результаты теста будут опубликованы, во всяком случае. Лучше, если ты услышишь это от меня.
— Что услышала от тебя?
— Наверное, услышала, что твой отец заболел и все, ты не удосужилась погуглить меня, да?
— Нет, не видела.
— Просто…постарайся быть непредвзятой ладно? — В течение следующего часа Эван вываливает на меня бурю дерьма, эпические пропорции на мне. Это так душераздирающе, что я чувствую, как меня жуют, плюют и выбрасывают, как вчерашний мусор, а со мной этого даже не случилось.
Бедный Эван, мы заканчиваем разговор обещанием позвонить друг другу завтра, но я могу сказать, что он обеспокоен тем, как я собираюсь тушить историю, которой он поделился.
Причина, по которой он скрывается. Разрушающий репутацию образ разлетелся по средствам массовой информации. Стероиды, найденные в его шкафчике. Его подставили. Это все так много. Гораздо больше, чем я когда— либо предполагала, он справлялся один, в полной тишине, запертый в чужом доме. Добавьте вирус, неопределенность, нависшую над головами всех прямо сейчас, как темная туча, и вы получите ужас.
Эван достиг дна, и прямо сейчас это кажется, я единственная хорошая вещь в его жизни.
Тяжело.
ГЛАВА 8
КАРАНТИН: ДЕНЬ 8
СЭДИ
Захра: Он говорит, что девушка накачала его наркотиками, и кто— то положил стероиды в его шкафчик?
Я: Точно. И это совершенно секретно, Захра. Ты не можешь повторить ни слова об этом никому. Он верит, что я не продам его прессе, а распущенные губы потопят корабли. Но я должна была поговорить об этом с кем— то, и ты моя лучшая подруга.
Захра: Мои губы запечатаны. Не волнуйся. Пресса определенно пронзает его насквозь. Некоторые из этих статей прокляты, как ад. Это показывает, как быстро вы можете превратиться из золотого мальчика в сточную канаву.
Я: Я знаю. Я видела. Я имею в виду, как я могла не после того, как он
рассказал мне все? Они так жестоки, что разрушают его репутацию.
Захра: Они просто делают свою работу и пытаются продать
рекламное место.
Я: Да, наверное. Они должны быть настолько усердны в этом? Это заставляет меня задуматься, как некоторые из них спят по ночам. Как
они прыгают ко всем этим выводам и как готовы списать всю свою карьеру. Даже обнародование результатов теста на наркотики не
убедило их всех. Бог знает, как это взорвется, если они узнают о вещах в его шкафчике.
Захра: Это определенно не выглядит хорошо.
Я: Я знаю.
Захра: Вопрос в том, доверяешь ты ему или нет?
Я: Я знаю его ровно неделю. Но да, я знаю. Насколько я могу судить, он честный парень. И это причиняет ему боль, очень сильную. Ты бы слышала, как он об этом говорил. Этот человек казался абсолютно опустошенным. То, как его товарищи по команде отвернулись от него и все такое прочее. Они для него как семья.