Любовь на краю света
Шрифт:
— О чем ты говоришь? Конечно, я хочу быть с тобой. — Ком встал у меня поперек горла.
Ной обнял меня сзади, положил подбородок мне на плечо и тихо сказал:
— Ты первая смогла выбраться отсюда живой. Может быть, тебе удастся узнать что-то о моих родителях. Выясни, живы ли они, что на самом деле случилось с моей мамой, существует ли такое заболевание. Как сестра Фиделис, Ансельм и Виктор попали сюда. Почему они выбрали жизнь в одиночестве, прячась или избегая чего-то. Все это. Выясни, пожалуйста!
План был не плохим. Он может сработать. Ной разомкнул объятия, демонстративно постучал по уху, снова повернулся к окну и скрестил руки на груди. Я как раз успела уйти в библиотеку, прежде чем вернулась сестра Фиделис.
Разбирать
Оркестровая музыка стихла, и Ной начал играть на фортепиано — настало время совершенной идиллии. Своей музыкой он очаровывал меня. В этот момент он был счастлив. Когда он перестал играть, для меня это было, как если бы кто-то разбил зеркало: наш план побега лежал передо мной, разлетевшийся на сотни осколков, и лис был все же мертв… я не хотела думать о том, что мне придется расстаться с Ноем. Как долго я не смогу увидеть его? А вдруг его увезут в другое место или с ним что-то случится? Я чувствовала, что моя жизнь стала такой же пустой, как журавлики из бумаги. Своими острыми клювами они поражали меня в самое нутро. Я не хотела ехать и все же чувствовала, что это был единственный способ выяснить истину.
Когда Ной и сестра Фиделис вышли из музыкальной комнаты, чтобы переодеться, я вышла в лес, встала на склоне позади виллы и начала одного за другим пускать журавликов по летнему ветру, наблюдая за тем, как они кружили у вершин, а потом, совершив крутое пике, падали, пропадая в темной листве.
Наше общее будущее было таким же неопределенным.
Тогда я побежала по лестнице через две ступеньки, достала телефон из ящика и посмотрела, остался ли в нем еще заряд. Бесконечно долгое время он лежал выключенным в ящике, и все же что-то в нем еще осталось. Я быстро выключила его снова и уже не могла дождаться момента, чтобы снова быть на связи с внешним миром. Сначала я хотела позвонить моим родителям. Наверное, они смогли бы приехать и забрать меня. Я бросила телефон в тканевую сумку. Затем я потянула чемодан из-под кровати и хотела его открыть, но поняла, как глупо это было. Вряд ли я могла взять его с собой, не вызывая подозрений. Но я должна вернуть его. Кроме того, я по-прежнему не смогла узнать его секрет. В последний раз я попыталась открыть двойное дно. Я перевернула чемодан, трясла его и пробовала разорвать ткань обшивки голыми руками, но он сопротивлялся — его сердцевина всегда будет скрыта от меня. С тяжелым сердцем я снова толкнула его под кровать и вышла на балкон. Также в последний раз. Виктор отправился в стеклянный дом. Он нес горшок с саженцами. Горячий ветер вылетел из-за угла дома. Дерево, нагретое солнцем, источало опьяняющий аромат. Я сидела на балконе, смотрела на стеклянный дом и наслаждалась восхитительными видами. Я с удовольствием сделала бы еще несколько фотографий, но аккумулятор моего телефона еще потребуется мне для чего-то более важного. Беркут вылетел из своего гнезда в скале. Я буду скучать по этому волшебному месту. Я сидела так довольно долго. С тех пор как я приехала сюда, время шло по-другому. Оно сжималось, разворачивалось, ускорялось и замедлялось до тех пор, пока все окончательно не перепуталось.
Зазвонил колокольчик. Иногда Ансельм делал так, когда еда была готова. Я встала. Виктор шел из леса слева по дороге. Секунду… Виктор был справа в стеклянном доме. Как он мог выйти с другой стороны? Я могла бы поклясться, что ни на миг не упускала из виду стеклянный дом: он стоял под скалой, и все же я могла его видеть. Наверное, я задремала на несколько секунд. Иначе невозможно объяснить такую перемену мест. Если я правильно поняла, он должен был пройти от стеклянного дома назад в лес, откуда он сейчас
Я повесила сумку, спустилась вниз и присоединилась к остальным.
— Перестань вертеться. — Сестра Фиделис одернула Ноя, который стоял рядом с ней между кустами роз в черных выглаженных брюках и белой рубашке и ждал Виктора. На его руке болтался пиджак. Он выглядел так, как будто в ближайшие пять минут ему предстоит трудный устный экзамен перед комиссией, от которого зависит его дальнейшая судьба.
— Где же он? — нетерпеливо спросил Ной.
Сестра Фиделис еще раз посмотрела в свою сумку и проверила, все ли она взяла. На ней, как всегда, было облачение монахини. Я выбрала из чемодана Ирины самую элегантную вещь. Ничто не должно указывать на то, что я хотела уйти, хотя в джинсах и футболке мне было бы удобнее, чем в вечернем платье. В случае побега проблемой могло также стать отсутствие денег. И все же в моем телефоне еще оставалось немного заряда. Я еще раз удостоверилась в том, что он лежит в сумке, и спросила сама себя, в какой город мы поедем. В здешних окрестностях я совершенно не ориентировалась. Наконец приехал Виктор.
— Пожалуйте, господа! — сказал он, приглашая Ноя сесть на переднее сиденье.
Однако он по-прежнему не доверял ему и сел сзади. Наконец-то, мы могли сидеть рядом, подумала я. Сестра Фиделис быстро среагировала, оттеснила меня и села рядом с ним:
— Сиденье рядом с водителем я оставляю Ирине. Она этого заслуживает. Вид спереди гораздо красивее.
Вот змея. В ярости я пересела на пассажирское сиденье.
— Пристегнись, — приказала сестра Фиделис.
Ной понятия не имел, как это делается. Он не так часто бывал в машине. Виктор помог им обоим с ремнем безопасности, и мы поехали. Ансельм помахал нам вслед рукой.
— Итак, правила игры, — сказала монахиня, как сержант, после того как мы выехали за ворота и Виктор закрыл их. — Пока мы не приедем в театр, окна открывать нельзя. Мы придем туда, послушаем концерт и тут же отправляемся в обратный путь. На этот раз не будет никаких дополнительных заходов на детские площадки, в рестораны или еще куда-либо. Ты понял меня, Ной?
— Я не глухой, — сказал он и нервно тряхнул головой.
27
Поездка показалась очень короткой. Только теперь я поняла, в каком уединенном месте на самом деле находилась вилла, и удивлялась тому, что в Центральной Европе еще осталось такое безлюдное место. Отец Ноя, должно быть, потратил целое состояние, чтобы получить этот огромный участок. Мы снова проехали через темные еловые леса, через мосты и ущелья, мимо водопадов. Для Ноя все это было необычным, он дико радовался каждому повороту и каждой кочке, тогда как сестра Фиделис, как всегда, была немногословна. Бледная как полотно, она держалась за ручку над окном и иногда вздыхала.
С разбитой сельской дороги мы выехали на асфальтированную трассу — однополосную, а затем двухполосную. Кондиционер работал на полную мощность: чем ближе мы подбирались к городу, тем выше становилась температура. Когда мы выехали из ущелья, было тридцать два градуса; когда ехали по пустой равнине — тридцать четыре. Первые автомобили встретились нам, и мне казалось, что, сидя впереди, я чувствую сердцебиение Ноя. Слева от нас остался санаторий, в котором чествовали моих родителей, и место, где я села в джип Виктора.
— Где мы? — постоянно спрашивал Ной. — Что видно?
Сестра Фиделис описывала ему все, точно так же, как это делали герои телевизионных фильмов, от которых я всегда прежде приходила в сильное волнение, потому что не знала, что бы говорила я в такой ситуации.
— Человек в шортах и тапочках делает опасный поворот около велосипедной площадки. В багажнике у него лежит целый ящик пива.
— Ящик пива? Как это? — спросил Ной. Что он представил сейчас?
— Ты не поверишь, но так бывает, — сказал Виктор.