Любовь на краю света
Шрифт:
Я закрыла уши руками. Несмотря на это, голос проник в меня, но вдруг стал звучать по-другому. Теперь это был голос мамы.
— Марлен! — кричала моя мама. — Вернись!
— Марлен! — кричал Ной. — Марлен!
Голоса мамы и Ноя звучали так страшно, что я начала громко петь и трясти головой. Затем я начала кричать, потому что я не хотела слышать их, не хотела слышать в их голосе страх за меня. Сделав вдох, я услышала хлопок, потом еще один и два раза какой-то непонятный скрип. Голоса начали отдаляться!
Я побежала по лестнице вверх и поняла, что я слышала: сестра Фиделис закрыла сначала одну, а потом другую створку люка и повернула железные кольца. Обоими
Они хотели оставить меня умирать здесь, внизу. Ной верно говорил: почему ты не ушла, теперь уже слишком поздно. Я упала как подкошенная. Сильный гром заглушил мое отчаяние. Отблески молний освещали деревянные кресты на могилах, которые на мгновение показывались из темноты. На дрожащих ногах я спустилась по лестнице и подошла к могилам. Слабый свет телефона указывал мне путь.
Под ногами хрустел песок. Я остановилась у первой могилы. Деревянный крест был червивым. На нем был небрежно подвешен деревянный щит. «Vigor», — гласила краткая надпись фломастером на нем, которая чем-то напоминала граффити на стенах зданий или дверях или этикетку на банке с огурцами. Ной никогда не рассказывал мне о ком-либо по имени Вигор. Мне не хватало воздуха — наверное, из-за страха перед могилами. Страшные тени надгробных крестов двигались на каменных стенах. Спустя некоторое время я поняла, что они возникали от слабого свечения моего телефона.
На следующем креста я увидела надпись «Мишель». Чуть выше ее стоял год рождения — такой же, как у меня. Когда Мишель попала сюда? Они любили друг друга? Наверное, тяжесть утраты была слишком велика, и поэтому он не говорил о ней.
На третьей могиле не было креста, но стоял черный камень. На нем было выгравировано: DIE CISI ETE. Это была надпись на латинском: слово «DIE» я знала, оно могло значить, в частности, «в конце дня», «CIS» значит «по эту сторону». Но ETE? По-французски с ударением на одну или обе e, которое я никогда не могла поставить правильно, ete означало «лето». Но какой смысл имела надпись? По эту сторону, в конце дня, летом? По звучанию это напоминало место встречи. Или имя. При ближайшем рассмотрении я поняла, что пробелы между словами можно было поставить по-другому. Моя голова, казалось, сейчас разорвется на части. Я медленно подошла к последней могиле. Она была немного в стороне от остальных. В этом углу было еще темнее.
От ужаса я закричала. Последняя могила была открыта. Вырытая яма. В глубине ее лежал наполовину сгнивший гроб. Рядом с ним кучи земли. Надгробие было полированным и мраморным, как будто в этой могиле должен был лежать кто-то особенно важный. Справа и слева от него стояли цветы в вазах, которые даже при слабом свете казались удивительно свежими, как будто их сорвали совсем недавно. Два имени были выгравированы на нем. Широко раскрыв глаза, я пыталась прочитать первое имя, рядом с которым виднелось круглое изображение — можно было увидеть, что это была фотография красивой женщины. Как ее звали? Аурелия? Было слишком темно, и мне пришлось подождать следующей вспышки молнии, потому что я боялась подойти ближе к открытой могиле, а свет моего телефона был слишком слабым. Наконец блеснула молния, и я смогла рассмотреть не только имя Аурелии рядом с фото, но и другое имя из трех букв, навсегда врезавшееся в мою память, — Ной. Кто-то уже попытался выдолбить в камне дату его рождения, как и год смерти — этот год, только месяц и день еще остались незаполненными.
Это уже слишком. Я повернулась и, в полубессознательном состоянии ударившись о лестницу, посмотрела на могилы. Затем
В этот момент мой телефон окончательно разрядился, а вместе с тем пропали и остатки мужества. Темнота леденила мне душу. Это был мой конец. И Ноя. Наверное, там, за этими могилами, есть еще одна, на которой уже было написано мое имя. Но я уже не хотела ее видеть.
Я уже не закрывала глаза руками и, сидя на лестничных ступенях, прижала голые пальцы ног друг к другу и свела ноги, боясь обделаться. Этого приключения я не переживу. Какая же я глупая! Ной целую неделю пытался предупредить меня. Он говорил, что никто еще не выходил за пределы особняка живым, а я была глухой. Тихо опустившись на ступеньку, я заплакала.
Вскоре холод стал просто невыносимым. При такой температуре замерзает вода. Вполне возможно, здесь было теплее, чем мне казалось, но после жарких дней я чувствовала себя здесь как в холодильнике. Мои губы потеряли чувствительность, мои босые ноги превратились в ледышку. Я поняла, что если ничего не предпринимать, то я быстро умру. Не только я, но и Ной. Все так, как они и хотели. Они хотели убить его. Я должна этому помешать. Нет, Ной!
Скованная судорогой, я на четвереньках ползла по лестнице вверх и стала стучать кулаками в дверь, пока окончательно не выбилась из сил. Я долго и громко кричала. А потом, жадно заглатывая воздух, будто после стометровой дистанции, снова села. Нет, я не собиралась сдаваться, простая передышка и снова в бой. Я думала о Ное, который лежал в грязной яме и умирал.
31
Я хотела снова начать бить кулаками в дверь, как вдруг до моего слуха донесся скрип железных колец. Я еще раз попыталась открыть люк, и совершенно неожиданно его дверцы наконец сдвинулись с места. Со всей силы я толкнула сначала одну, а потом другую. Свет карманного фонарика ослепил меня. Передо мной в ярких лучах стояла черная фигура. Я не могла понять, кто это был. Судя по очертаниям, скорее всего, Ансельм. Который спал с сестрой Фиделис под одним одеялом, и, вероятно, также участвовал в убийстве Вигора, Мишеля и Аурелии, их тела уже съедены опарышами и червями, и… я должна искать Ноя!
— Ансельм?
Ансельм, или кто бы там ни был, повернулся, вышел из конторы и закрыл за собой дверь. И снова полная темнота. Я остановилась у стены и резко развернулась, делая защитные движения руками. Я протерла глаза, радуясь тому, что снова была наверху, а не под землей, но слезы снова подступали к моему горлу. Кто был сейчас в комнате вместе со мной? Я насторожилась и, услышав частое дыхание, снова заплакала. В моей голове стоял сильный гул. Я ощупала себя, протянула дрожащие руки и попала… в мягкие, густые волосы. О, господи!
— Ной?
Я ощупала голову, плечи и руки. Сомнений нет, это был он. Сложив руки на коленях, он сидел рядом с дверью и дрожал всем телом. Я села рядом и прижалась к нему.
— Что с тобой? Ты снова болен?
Ища помощи, он обнял меня, зарывшись лицом в мою шею. Рыдания вырвались из его груди. Я крепко обняла его, содрогаясь от напряжения. Я понимала, что так в нем отразились мои переживания.
И лишь когда спустя некоторое время он успокоился, я смогла понять обрывки слов, которые вылетали из его рта.