Любовь не кончается: Эйлит
Шрифт:
— Насколько я понимаю, от норманнов? — недовольно пробурчал он..
Поняв смысл сказанного без перевода, Рольф посмотрел на Эйлит.
— Скажите своему супругу, что независимо от перемен в стране мужчина всегда обязан думать о том, как прокормить себя и свою семью.
— Я не скажу ему этого. Он сам примет решение и не нуждается в советах.
Прикусив губу, Рольф кивнул головой.
— Поговорим об этом позже. В ближайшее время я навещу вас, а сейчас должен идти. Боюсь, как бы со Слипниром не случились
Рольф как раз отвязывал Слипнира от груши, когда во дворе появился Оберт. Они быстро перекинулись парой слов, после чего Рольф, прощально помахав другу рукой, вскочил в седло и выехал на улицу. Оставшись в одиночестве, Оберт некоторое время переминался с ноги на ногу, а затем решительно направился в сторону соседского двора.
Голдвин с насупленным видом ждал его у калитки. Наконец между ними осталось всего несколько шагов.
Оберт смущенно прокашлялся и улыбнулся.
— Рад видеть тебя снова, Голдвин. — Он дружелюбно протянул руку. — Слышал, тебя слегка зацепило в битве с норвежцами.
Голдвин и не собирался отвечать на рукопожатие.
— Ты — ничтожество! — процедил он сквозь зубы, вложив в это слово весь свой запас презрения. Подобное оскорбление считалось среди англичан самым обидным. Норманны знали об этом и время от времени тоже пользовались им.
Оберт скривился, словно от оплеухи, и побледнел.
— Послушай, я хочу сказать, что и не помышлял…
Ненависть, сквозившая во взгляде оружейника, заставила его замолчать… Голдвин развернулся и направился к дому.
— Эйлит, пойдем домой.
Не осмеливаясь перечить мужу, Эйлит испуганно посмотрела на удивленное лицо Оберта и пошла прочь, оставив его одного у изуродованных грядок.
— Я найду заказчиков и без его помощи, — раздраженно заявил Голдвин за обедом. Ульфхильда подала бекон с кашей. Эйлит расстегнула сорочку, собираясь покормить ребенка. — Он солгал нам. Обманул наше доверие. Клянусь Богом, я лучше свяжусь с этим рыжим норманном, чем с Обертом де Реми. Ха! Тоже выискался виноторговец! Подумать только, такой милый, дружелюбный, он столько раз сидел с нами за одним столом и слушал, слушал. А затем передавал сведения своему герцогу. И у него еще хватает наглости надеяться, что я останусь ему другом!
— А я искренне верю в то, что он сожалеет о случившемся, — робко вставила Эйлит, стараясь быть справедливой. — Возможно, у него просто не оставалось другого выбора, — добавила она, ласково похлопывая по щеке маленького Гарольда: мальчик никак не хотел просыпаться. Сморщив личико, он приоткрыл глаза, но, едва прикоснувшись к груди, снова погрузился в сон. Он спал дни напролет, лишь изредка пробуждался, но и тогда ничего не ел. Эйлит прижала ладонь к маленькому тельцу сына: жара не было.
— Пусть раскаивается и сожалеет, сколько его душе угодно, — не унимался Голдвин. — Я назвал его ничтожеством, и для меня он навсегда им и останется. С настоящего момента я запрещаю тебе встречаться с его женой.
Помрачнев, Эйлит прикусила губу.
— Послушай, бесспорно, Оберт воспользовался твоим добрым отношением и доверием в своих корыстных целях. Почему бы тебе не сделать примерно то же самое? Он найдет для тебя заказчиков среди богатых норманнов. По-моему, отказываться от его услуг просто глупо.
— Нет! — вскричал раздраженный Голдвин. — Больше ни слова не хочу слышать о нем. Я уже принял решение.
Низко склонив голову над маленьким Гарольдом, Эйлит молча проглотила обиду. Она решила не торопить событий, зная, что временами, пребывая не в духе, Голдвин становится упрямым как осел. В такие моменты все попытки воззвать к его здравому смыслу лишь подливали масла в огонь. Пожалуй, благоразумнее было попридержать язык сегодня и пустить его в ход завтра, когда страсти улягутся.
— Честно говоря, не ожидал, что он изменится так сильно. — Потирая озябшие руки, Оберт приблизился к камину. — На смену веселому нраву и доброте пришли злоба и недоверие.
— Не забывай о том, что переменилось за это время, — кратко заметил Рольф, отрывая взгляд от сбруи, которую чинил. — У него есть гордость, и ты ее уязвил. Но не волнуйся, я найду подход к этому оружейнику и восстановлю между вами мир.
Вскинув голову, Оберт бросил на друга насмешливый взгляд.
— Интересно, как? Снова отпустишь своего жеребца попастись к Голдвину в огород? — ехидно уточнил он.
— Огородом, к твоему сведению, занимается его жена. Кстати, она мигом присмирела, как только я принес искренние извинения и подкрепил их горстью серебра. — Рольф усмехнулся. — Говоришь, ее муж разозлился? Господи Иисусе! Как она была хороша, когда набросилась на Слипнира с метлой! На долю секунды мне показалось, что ею же она погонит прочь и меня. А теперь даже немного сожалею, что этого не случилось. Она лишила меня превосходного приключения, — с лукавой улыбкой добавил он.
Оберт метнул на друга осуждающий взгляд.
— Разве ты не помнишь о мерах, которые Вильгельм пообещал применить к каждому, кто покусится на честь лондонских женщин? Ко всем без исключения, невзирая на заслуги и положение.
— Успокойся, Оберт. Считай, что я пошутил, — с досадой отозвался Рольф. — Она хороша и привлекательна, но я восхищаюсь ею так, как восхищался бы, например, красивой кобылой.
— Хочешь сказать, что не отказался бы поскакать на ней верхом? — Оберт лукаво хохотнул.