Любовь не по правилам

Гонкур Галина

Андрей посоветовал жене нанять сиделку. Но Лиля, поразмышляв, отказалась от этой идеи. Сколько мимо неё, адвоката, пронеслось печальных историй про то, как такие вот сиделки втираются в доверие к пожилым людям, и потом те именно им, а не своим детям и внукам, завещают квартиры и счета в банках. Счетов в банках у Светланы Александровны, конечно, не было: вырастить достойно дочь для одинокой женщины — большая финансовая проблема. А вот квартира была, и отличная, надо сказать, квартира: просторная сталинская трешка в самом что ни на есть центре, наследие от отца Светланы Александровны, деда Лили, в прошлом — военного, большого чина, сохранившего свою позицию даже во время сталинских

репрессий. Так что было что терять, страшно пускать в дом незнакомого человека. Ну, и плюс, дорогое это удовольствие, сиделка-то. Тут же не на пару недель нужен человек, а, скорее всего, на весьма и весьма долгий срок.

Лиля долго ломала голову, как быть и на кого оставить мать: та здорово сдала за последнее время, вылезла целая куча неприятных болячек, требующих постоянного присмотра. Диабет, гипертония, лишний вес — все вместе давали угрожающую картину, требующую, при необходимости, возможности опеки со стороны внимательного и неравнодушного человека. И тут на ум Лиле пришёл Илья, о котором, вообще говоря, она уже и думать забыла. Был роман, лестный для них обоих, да сплыл. Что ж теперь, всех поклонников ей помнить, что ли? Где-то на границе Лилиной памяти сохранился тот факт, что мать привечала Илью, и они даже виделись друг с другом, помимо Лили.

Вообще мать обычно поклонников Лили не замечала, путала их между собой или жёстко высмеивала, обладая недюжинным чувством юмора и острым языком, чем иногда ставила Лилю в неудобное положение. Но Илью она как-то сразу из этого потока (довольно полноводного, надо сказать) вычленила. Общение между ними не прервалось даже после того, как Лиля Илью отшила, но это Лиле было всё равно: хочет мать чудить — пусть чудит, это вполне безобидная история, рассудила она, хорошо понимая, что со стороны Ильи ей опасаться нечего.

Поговорить Илье со Светланой Александровной всегда было о чем, несмотря на большую разницу в возрасте, они хорошо друг друга понимали и оба получали удовольствие от встреч и бесед. Они могли часами сидеть в гостиной и обсуждать фильмы, книги, те или иные события общественной жизни. Светлана Александровна, хоть давно уже сидела дома, на пенсии, за жизнью страны следила активно и внимательно, как за культурными новинками, так и за общественно-политической повесткой. В хорошую погоду Илья мог выйти погулять с пожилой женщиной на тихие улочки московского центра, или отправиться вместе с ней на рынок и провести там пару веселых часов за покупкой продуктов и обсуждением увиденного там и услышанного.

Несмотря на всю разницу между ними, взгляды и оценки Ильи и Светланы Александровны во многом совпадали. Илье с пожилой женщиной было легко: она совершенно не была старомодной ханжой, язвительность и остроумие сочетались у нее с умом и начитанностью — самое лучшее, из всех возможных, сочетание. Очень быстро они достигли той степени взаимопонимания между собеседниками, которая обычно вырабатывается долгими годами общения: один мысль начинает, а второй ее подхватывает, обмен смыслами происходит будто бы телепатически, без долгих разъяснений кто и что имел в виду, без подробных изложений своих мыслей.

Со временем они приспособились общаться онлайн или по телефону, по скайпу, а не только лично — не всегда Илье удавалось выкроить достаточно времени для визита. Лиля сначала удивлялась и даже раздражалась по этому поводу — мать, дескать, совсем сбрендила, что ей нужно от этого пацана? Потом, видя, что общение это совершенно невинное, да и не так, чтобы очень частое, смирилась, а потом и вовсе перестала обращать на это внимание.

Так что, когда необходимость отъезда в Аргентину стала уже совсем насущной и неотвратимой, Лиля решилась и позвонила

Илье. Тот был очень удивлен звонку Лили: прошло так много лет с момента их последней встречи, что ей пришлось довольно подробно объяснить ему кто это звонит, прежде, чем он сообразил, что это — т а с а м а я Лиля. Правда, что именно ей от него нужно — он долго в толк взять не мог: как-то, честно сказать, подзабылась им родственная связь между этими двумя, такими разными, женщинами.

Его неприятно поразил тон бывшей возлюбленной и выбранная ею для разговора о матери лексика. Если убрать из их с Лилей разговора имя Светланы Александровны, то было полное ощущение, что она ищет хорошие руки для присмотра за кошечкой или собачкой. Лилин эгоизм и самовлюбленность, разумеется, не были для него чем-то новым. Но, во-первых, они не виделись с нею так давно, что градус этих её качеств он успел позабыть. А, во-вторых, зная, как любит мать свою единственную дочь, как отдает ей всё, что может, и даже больше… Ему всё же казалось, что она заслужила иного к себе отношения.

Да ладно — заслужила. Можно ведь и без этого? Светлана Александровна — совершенно клёвая тетка. Остроумная, позитивная, начитанная, открытая миру и людям. Как можно её не ценить и вот так вот беспардонно искать ей кого-то на «возможный вынос горшка», как без обиняков сформулировала это Лиля. Но учёного учить — только портить, Илья промолчал, затолкал поглубже своё возмущение и, разумеется, согласился на присмотр за Светланой Александровной. И от денег за это, предложенных очень неуверенно как он отчётливо услышал, он тоже отказался.

Изначально договорились так, что Лиля будет прилетать в Россию 1 раз в три-четыре месяца, смотреть на состояние матери, посещать с ней врачей, если потребуется, решать какие-то серьезные бытовые вопросы, которые всегда есть даже у одинокого человека. По факту, вышло так, что, уехав из России 2 года назад, Лиля не приехала в Москву ни разу, правда, регулярно переводила Илье деньги для нужд Светланы Александровны. Общение ее с матерью свелось к скайпу и емейлам, причем эпистолярного жанра было больше, чем бесплатных видеозвонков: Лиля объясняла это тем, что мать своим излишне пристальным вниманием и любопытством по поводу всех аспектов жизни дочери очень её раздражает. Других родственников у Светланы Александровны в Москве не было.

Помимо душевной привязанности к этой неординарной женщине, ему было еще и очень любопытно за ней наблюдать — за её ходом мысли, за её решениями и оценками увиденного и услышанного. Она была довольно самостоятельна, сама была в состоянии себя по минимуму обслужить, на уровне дойти до близлежащего продуктового магазина или аптеки за углом, приготовить себе нехитрую еду, с учетом диеты диабетика, немного убрать в квартире. За Ильёй были какие-то более сложные манипуляции: починка иногда выходивших из строя бытовых приборов, замена лампочек — все-таки потолки под четыре метра, это не для пожилой женщины. Раз в месяц они со Светланой Александровной устраивали в квартире генеральную уборку, приходила, как и в стародавние времена, дворничиха Марея (вообще, она была Мария, но почему-то требовала называть себя именно так — Марея, утверждая, что это и есть её настоящее имя), почти такая же пожилая, как и Светлана Александровна, но которая страшно бы обиделась и расстроилась, если бы её отставили от давней традиции с регулярным мытьём окон. Также, примерно раз-два в месяц, Илья возил свою пожилую подругу на Даниловский рынок для долгосрочных закупок, типа мяса и солений, а также за всякими гастрономическими чудесами, типа невероятных бакинских помидоров, владимирских маринованных груздей, муромской клюквы и беларусской брусники.