Любовь не по правилам

Гонкур Галина

Света была послушной дочерью, и выбор свой сделала в соответствии с мамиными рекомендациями. Егор сразу после окончания института распределился в Элисту, ездил на ликвидацию природного очага чумы в Калмыкию, затем попал в Приаралье, в советский тогда еще Казахстан, да там его следы и потерялись.

После огромного перерыва Светлана Александровна и Егор Кузьмич нашли друг друга уже в 2000х, благодаря Одноклассникам — первой социальной сети пост-советского пространства. Судьба у Егора была непростой: в своей второй экспедиции, в Приаралье, он подхватил легочную форму чумы, долго болел, надежд на то, что выкарабкается, практически не было. Но он смог, сдюжил и выжил, на всю оставшуюся жизнь получив слабые лёгкие как воспоминание о своей работе. Провалявшись больше года по больницам, выйдя оттуда

похожим на учебный скелет доходягой, он так и остался жить в тех краях, в Актюбинске. Там же и женился, на медсестре, которая его в больнице выхаживала, русской немке с ребенком. Ему не к кому, да и не зачем было возвращаться в Москву. Но Светлану он помнил всегда.

Жизнь Егора, состоявшая из сплошных экспедиций, любимой работы взахлёб, сильно изменилась в 90-е годы. Во-первых, уехали в Германию жена с дочерью, по вызову родни отправились воссоединяться с родным фатерляндом. Уговаривали и Егора поехать с ними, но он отказался. Во-первых, Германия была для него совершенно чужой страной, он не мог в толк взять зачем ему туда ехать и что ему там делать, как жить. Во-вторых, языка он не знал, профессия его имела столько местных, советских особенностей, что работы для него там практически не было. Немецкая родня Марты, его жены, навела справки: подтверждение диплома для Егора в Германии стало бы делом очень небыстрым и проблематичным. Соответственно, весь этот неопределенный срок ему предстояло вместе с женой и приемной дочерью сидеть на шее у тамошних родственников или работать на неквалифицированной работе.

К моменту принятия этого непростого решения ему было уже сильно за пятьдесят. Немного, мягко говоря, не тот возраст, чтобы ввязываться в такие авантюры, всего три года — и пенсия. В Актюбинске же были квартира, работа, привычная и знакомая жизнь. Правда, всё более трудная и бедная, но ведь все тогда так жили — это облегчало восприятие трудностей.

Жена же, наоборот, рвалась за границу изо всех сил. Злилась на Егора, что он тормозит их отъезд. Они много ругались в тот период, Марта наговорила ему массу обидных и злых слов. Так что хоть она и сказала ему перед отъездом, что как только они обустроятся в Штутгарте, так сразу пришлют вызов и ему, Егор понимал: это расставание навсегда. Так оно и оказалось. Первый год ещё приходили письма от неё, раздавались звонки. Потом общение постепенно сошло на нет. Егор не возмущался, не пытался повернуть все вспять, вернуть жену. Как-то не было у него к ней сильных чувств, с самого начала не было. Была острая благодарность за уход и спасение, были хорошие, дружелюбные и теплые отношения двух взрослых людей. А вот такого, как со Светой когда-то, чтобы душа из груди выскакивала, чтобы обмирал от одного взгляда на женщину — такого не случилось. Уехала Марта — значит, так тому и быть, что же женщине жизнь заедать. У нее мечта сбылась, и Егор не будет при ней якорем, не будет мешать новую жизнь строить.

Между тем, жилось ему все хуже и хуже. С развалом Союза пострадала и его отрасль медицины, эпидемиология. Многие специалисты разъехались, их места заняли так называемые «местные кадры», да и вообще русских в Актюбинске, теперь уже Актобе, оставалось с каждым годом всё меньше и меньше. Егора постепенно выдавили на пенсию, невзирая на все его заслуги, оставив ему лишь небольшую ставку врача-консультанта. Средства на жизнь он получал совсем небольшие, но он был один, аскетичен и скромен в своих запросах, так что ему хватало.

С возрастом становилось все тяжелее и тяжелее. Сначала исчезла работа, совсем, да и то сказать — возраст, сколько же можно работать, так что выживать приходилось на одну пенсию. Затем отвалилась дача, огромное подспорье в деле выживания — зрение становилось всё хуже и хуже, пришлось продать машину, а без машины было и на дачу не добраться, и урожай оттуда не вывезти. Ну, и третьим, подкосившим Егора Кузьмича, ударом стало здоровье, последствия перенесенной в молодости чумы. Врачи говорили, что он так долго продержался только благодаря сухому казахскому климату, где-нибудь в России, в средней полосе, его накрыло бы куда раньше. Это утешало, но не слишком: лечение и лекарства стоили таких денег, что на всё остальное средств практически не оставалось.

С тех пор, как они нашли

друг друга, Светлана и Егор состояли в постоянной переписке. Светлана Александровна к этому моменту тоже была одна: достаточно давно, во время многочасовой операции, у Кирилла не выдержало сердце и он умер прямо в операционной, от обширного инфаркта. С тех пор она больше не вышла замуж, отдавая все свое время и силы дочери Лиле.

Постепенно переписка перешла в заочный роман, невзирая на их преклонный возраст, снова вспыхнули чувства. И вот теперь пожилые влюбленные решили, наконец, воссоединиться и дожить отпущенные им годы вместе. Именно для того, чтобы посоветоваться и спланировать задуманное, Светлана Александровна и пригласила сегодня Илью.

— Светлана Александровна, вы извините, я как-то обескуражен. И восхищен! Вы у меня прямо как в песне: «Я буду видом божий одуванчик, я буду сердцем дикий альбатрос!». Я завидую вам, вашей решительности и умению любить, честно.

— Вы меня прямо засмущали, Илюша, — сказала, покраснев, Светлана Александровна. — Ну, так что, возьметесь «божьему одуванчику» помочь?

— Да конечно, — согласился Илья. — Только мне нужно время, чтобы сообразить как именно всё обустроить с переездом вашего жениха.

Помолчал, подумал и решился задать еще один вопрос, достаточно личный:

— Вы простите мне моё, может быть, неуместное любопытство. Но почему же сразу такие серьезные планы? Вы не видели друг друга столько лет, мало ли, кто к вам приедет и как сложатся ваши отношения в реальной жизни.

— Илюш, ну, тогда буду расхлёбывать свою ошибку всю оставшуюся жизнь. Что-то мне подсказывает, что срок этот, с учётом моего текущего возраста, будет недолгим. Если же говорить серьёзно, то Егор Кузьмич просто не выдержит многократных поездок туда-сюда на столь большое расстояние. Тут и одна поездка, я уверена, дастся ему с большим трудом. Только не говорите ничего Лиле. Она не в курсе. Собственником этой квартиры являюсь я одна. Лиля будет единственным наследником, других близких родственников у нас, как вы знаете, не осталось. Я хочу прописать Егора, когда он приедет и одновременно оформить завещание в Лилину пользу. Мы обсуждали это с ним. Он должен иметь возможность пользоваться местной медициной, другими социальными функциями, без прописки это невозможно.

— Подождите, Светлана Александровна, пусть он сначала приедет, посмотрим на его документы. Надо еще выяснить, что там с гражданством у него. И как быстро удастся все эти формальности уладить.

— Ну, конечно, Илья. Вся надежда на вас, ваши знания и помощь.

— Простите, но почему вы не хотите, чтобы Лиля знала про это?

— Лиля — человек сугубо практический, лишенный всяких романтических сумасбродств. Мой этот поздний роман, я уверена, будет воспринят ею сугубо отрицательно. Она решит, что я впала в деменцию, будет скандал. Я бы хотела этого избежать, поймите меня правильно. Егор никаким образом не покусится на собственность, не помешает Лиле стать наследницей этой квартиры. Ведь и у него возраст очень преклонный, сколько той жизни еще осталось. Уйдёт и освободит Лиле квартиру, если вдруг я умру первой. Я хочу быть счастлива на старости лет, Илья. Извините мне это моё молодое желание. Счастлива и не одинока. Столько, сколько нам с Егором отпустит Господь. Вот такие эгоистичные у меня планы. Кстати, хотите я вам фото Егора покажу?

Фотографий было совсем немного. На пожелтевшем давнем фото, которое Светлана Александровна сберегла с тех стародавних времен, Егор стоит между девушкой и юношей, обнимая их обоих, — между Кириллом и Светланой. Разглядеть его внешность практически невозможно: вроде высок, худ, длинноног, в чуть коротковатых широких штанах в соответствии с тогдашней модой. Еще виден пышный волнистый чуб неразборчивого на черно-белой фотографии цвета, вот и всё, пожалуй.

Второе фото Илья рассматривал на мониторе планшета — Егор Кузьмич прислал его своей возлюбленной в личные сообщения социальной сети. На фото — красивый пожилой мужчина, только несколько чрезмерная худоба наводит на мысли о нездоровье. Он полностью сед, кустистые брови над крупными, глубоко посаженными глазами. Высокий чистый лоб, аккуратно вырезанный нос с небольшой горбинкой, волевой подбородок. Несовременное лицо. Сейчас таких не делают.