Любовь октябренка Овечкина
Шрифт:
– Не слабо!
– захохотал Мишка.
– Валера, я ревную, между прочим...
Овечкин сидел, молчал, но по упрямому выражению его круглого, румяного лица видно было, что он и не думает в содеянном раскаиваться.
– Валера, ты хочешь, чтоб мама отдала тебя в колонию?
– с улыбкой спросила Оленька.
– Ну и пусть! А я тебя все равно люблю!
– А меня?
– спросил Крапилин, подмигнув Оленьке.
Овечкин над вопросом долго думал, а потом поинтересовался осторожно:
– А вы с ней дружите?
– Некоторым образом да.
–
– Давай, - усмехнулся Крапилин.
– Если тебя кто тронет, ты мне сразу говори. Надо побить кого-нибудь, а?
Овечкин смотрел на него грустно:
– Не-а...
– А ты меня любишь?
– спросил он, отвернувшись от Крапилина к Оленьке.
– Конечно, она тебя любит!
– опять влез Мишка.
– Помолчи, - сказал ему Овечкин.
– Ты меня любишь?
Оленька кивнула, улыбаясь.
– Правда?
– Конечно, Овечкин!
– Спасибо, - сказал Овечкин серьезно.
– Мы с тобой знаешь куда уедем, когда я вырасту...
– Куда?
– В Ключики... Это деревня такая, далеко-далеко! Мама нас там не найдет...
– А я?
– заинтересованно спросил Крапилин.
– Вы что, меня бросите?
– Что ты!
– повернулся к нему Овечкин.
– Конечно, мы тебя возьмем. У бабушки всем места хватит, а летом можно жить на сеновале... Там хорошо, там река такая большая и всегда солнце!.. Ты обязательно поедешь с нами, если вы тогда еще будете дружить...
– Почему это мы тогда не будем дружить?
– рассердился вдруг Крапилин.
– В жизни всяко бывает...
– вздохнул Овечкин.
– Поедешь в Ключики? спросил он Оленьку.
– Поеду, - сказала Оленька, а сама подумала, что через десять лет, когда маленький Овечкин вырастет, она будет совсем старой, и ей стало грустно. Так они и сидели за столом: притихшие Оленька и Овечкин и сердито ухмыляющийся Крапилин, всем своим видом показывающий, что этот детсад ему уже надоел до чертиков.
Мишка рассчитался, и теперь ждали, когда Овечкин доест свою пятую порцию мороженого.
И вдруг Овечкин пропал...
– В чем дело, Валера?
– строго спросил Крапилин.
– А ну вылезай.
– Не вылезу!
– ответил Овечкин из-под стола.
Оленька заглянула туда: Овечкин, съежившись, сидел в полутьме, и глаза у него были круглые.
– Там!..
– прошептал он.
– Где?
– удивленно засмеялась Оленька.
– Там, там...
Оленька оглянулась и увидела сестру Аню, вошедшую в кафе, а рядом высокого смуглого парня в форме с синими курсантскими погонами... Сестра Аня улыбалась ему, Оленьку она еще не заметила...
– Мишка...
– одними губами выговорила Оленька.
– Пропали...
Крапилин тоже оглянулся и, чуть побледнев, прошептал:
– Спокойно, они нас не видят... Не смотри туда, сядь спиной, быстро!
Оленька послушалась и сидела, замерев. Спине было холодно, неуютно.
– Так!
– пробормотал Крапилин напряженно.
– Как только я скажу "пошли", встанем и пойдем к стойке, ясно?
– Так ведь...
– Молчи и делай,
– Ты пойдешь впереди, я прикрою.
Они напряженно сидели за столиком, и Оленька с отчаянием смотрела сквозь стеклянную стену на улицу: милый майский день сиял там и шли беззаботные прохожие...
– Пошли!
– отрывисто шепнул Крапилин.
– Не оглядывайся!
Оленька поднялась и пошла на негнущихся ногах куда-то в глубь кафе, в полумрак...
– Хорошо, - шепнул Мишка, - стоп, они проходят к свободному столику... Так! Быстро к выходу! Быстрее!
Они развернулись, пересекли открытое пространство перед помостом для оркестрантов и почти бегом выскочили в небольшое фойе. Сердце у Оленьки колотилось и бухало.
– Ну вот и все, - выдохнул Крапилин и засмеялся.
– Молодцы мы, а?
И тут они услышали:
– Товарищи, чей ребенок сидит под столом?
И только тогда вспомнили про Овечкина...
– Бежим!
– крикнула Оленька, потому что испуг снова налетел горячим ветром.
Они выскочили на улицу, промчались до угла и заскочили в ближайший подъезд.
– Вот теперь уж точно влипли, - хмуро сказал Крапилин и ударил по стене кулаком.
Оленька всхлипнула. Она еще не успела представить себе всех последствий этой истории, но ясно было: случилось что-то ужасное.
– Зачем, - сердито мотнул головой Крапилин, - ты потащила его с собой?
– Он сам!..
– "Сам"! А теперь что? Тоже мне - герой-любовник!
– А я виновата?..
– спросила сквозь слезы Оленька.
– Перестань...
– вздохнул Крапилин.
– Не плачь...
– Да-а...
– не перестала Оленька.
– Знаешь, что дома будет!
– А в школе!..
– мрачно напомнил Крапилин.
Про школу Оленька еще не думала, и стало так страшно, что даже плакать расхотелось. Сколько впереди всякого: разговоров, выговоров... Наверно, и на педсовет вызовут... Но самое ужасное: все теперь узнают, что они с Мишкой ходили в кафе, и будут шушукаться по углам, ухмыляться...
– Может, уехать?
– отчаянно пробормотала Оленька.
– Куда?
– хмуро спросил Крапилин.
– В Ключики?
– Дурак!
– сказала Оленька.
– Из-за твоего ухажера влипли, а я дурак!
Они поссорились. Потом помирились. Долго бродили по городу, придумывая, что же им теперь говорить. Ничего достоверного не придумывалось, то есть было совершенно очевидно, что ученик и ученица девятого класса вместо решающей контрольной отправились в кафе... Вдвоем... Овечкин тут не в счет, хотя все беды - из-за него, этого маленького рыжего первоклассника, навязавшегося утром на их головы... И все их выдумки и оправдания теперь рушились, не имели смысла: преступники скрылись, но на месте преступления был оставлен свидетель и невинный соучастник, насмерть перепуганный появлением классной руководительницы первоклассник. Говорящая улика!